орхидея.

Фитовэо прислушался. В тишине пещеры вроде бы не было никаких других звуков, кроме стука капель, падающих через неодинаковые промежутки времени.

– Открой уши, – велела орхидея. – Ты пришел в место, где царит такая тьма, что глаза, видящие лишь свет, бесполезны. Неужели ты думаешь, что существа, обитающие здесь, передвигаются на ощупь?

И Фитовэо стал вслушиваться тщательнее. Ему показалось, что где-то над головой раздаются пронзительные, едва различимые попискивания, словно бы какие-то твари перекликаются друг с другом.

– Летучие мыши видят при помощи звуковых волн, которые исходят из их глотки, а когда звук возвращается, ловят его ушами.

Фитовэо вслушался и вдруг понял, что воздух наполнен и другими звуками: шумом торопливых крыльев. Летучие мыши описывали грациозные петли под потолком пещеры.

– А теперь опусти руки в пруд, – приказала орхидея.

Бог опустил руки в ледяную воду и всей кожей ощутил пощипывание, даже после того как привык к пробирающему до костей холоду.

– Крошечные белые рыбки, живущие в воде, напрягают мускулы и нервы, производя невидимые волны силы, пронизывающие воду, – объяснила орхидея. – Подобно той таинственной силе, что наполняет воздух перед грозой, эти невидимые волны искажаются и искривляются, касаясь живых существ, и таким образом слепые рыбы способны видеть телами.

Фитовэо сосредоточился и действительно почувствовал, как незримые линии силы ласкают его руку, и мысленно представил, как, отражаясь от руки, они возвращаются к крохотным рыбкам.

– Ты называешь себя богом войны, но война – это не только музыка стального клинка, бьющего в деревянный щит, или хор шуршащих стрел, вонзающихся в кожаные доспехи. Война – это также поле борьбы против превосходящих сил, на которое даже Тацзу и Луто не отваживаются вступить; царство, где жизнь нужно выхватить из цепких челюстей Каны, не заручившись союзом с Руфидзо; область, где надо отнять у многочисленной вражеской армии безмятежный покой Рапы, полагаясь лишь на свой ум; территория, где вопреки всем препятствиям следует найти неожиданный способ унизить гордого Киджи; сфера, где из уродства рождается красота, способная потрясти избалованную Тутутику.

Ты привык одерживать легкие победы над простыми смертными, пусть даже их и считают героями. Но война состоит не только из побед: это еще борьба и потери, и ты теряешь, чтобы сражаться снова.

Бог войны – это также бог тех, кто заточен в колесе вечной битвы; кто сражается, даже зная, что неизбежно погибнет; кто стоит рядом с соратниками против копья, катапульты и сверкающей стали, вооруженный одной только гордостью; кто выносит лишения и тяготы, все это время понимая, что ему не победить.

Ты не только бог сильных, но и бог слабых. Отвага очевиднее всего проявляется, когда все кажется потерянным и единственным разумным исходом представляется отчаяние.

Истинная отвага состоит в твердом намерении видеть, когда все остальные предпочитают бродить в темноте.

И тогда Фитовэо встал и завыл. Когда вой его наполнил пещеру, он словно бы все отчетливо увидел: свисающие над головой, словно бахрома, сталактиты; сталагмиты, растущие из земли, как побеги бамбука; летучих мышей, рассекающих пространство подобно боевым воздушным змеям; ночные орхидеи и пещерные розы, чьи цветы напоминают ожившие сокровища. Пещера наполнилась светом.

Бог войны рассмеялся, склонился к орхидее и поцеловал ее.

– Спасибо, что показала мне, как можно видеть.

– Я скромнейший из Ста цветов, – ответила орхидея. – Но ковер Дара соткан не из одних лишь гордых хризантем или надменной зимней сливы, бамбука, из которого строят дома, или кокоса, дарующего сладкий нектар и пленительную музыку. Цикорий, одуванчик, льнянка, десять тысяч сортов орхидей и бесчисленное множество других цветов – нам нет места на гербах знати, нас не выращивают в садах, нас не ласкают нежные пальчики знатных дам и угодливых придворных. Но мы тоже ведем свою войну против града и бури, против засухи и истощения, против острой тяпки и брызг уничтожающего сорняки яда. А еще мы заявляем свои права на время и заслуживаем бога, способного понять, что обычная жизнь простого цветка – это каждодневная битва.

И Фитовэо продолжал выть, сделав глотку и уши своими глазами, пока не вышел из пещеры на солнечный свет. Он взял два кусочка темного обсидиана и вставил их в глазницы, чтобы у него снова были глаза. Пусть они и не видели света, зато вселяли страх в сердце каждого, кто осмелился заглянуть в них.

Вот так скромная орхидея попала в Календарную дюжину.

Глава 7

Наставник и ученица

Дасу, первый год Принципата (за тринадцать лет до первой Великой экзаменации)

Вот так мудрая Аки помогла Мими подняться с постели и вручила ей костыль, выструганный из выброшенного на берег дерева. Она не сказала девочке, что та едва ли сможет когда-нибудь владеть ногой, но решила дать ей время: пусть сама придумает выход из положения.

Мать и дочь обходили пляжи, работали в полях и помогали рыбакам управиться с уловом. Аки решительно шагала вперед, не оглядываясь посмотреть, успевает ли Мими ковылять за ней. Для простых мужчин и женщин Дара каждый день был битвой.

И Мими научилась не замечать онемение в ноге и не обращать внимания на пронизывающую боль в бедре, научилась наклоняться, переносить вес тела на другую ногу и развила мускулы настолько, что смогла ходить, сунув костыль под мышку левой руки.

Однажды поутру, обыскивая пляж, мать с дочерью наткнулись на нечто странное. Какое-то судно потерпело кораблекрушение, но обломки рангоута и переборок были сделаны не из дерева, а из материала, похожего на слоновую кость, и украшены искусной резьбой с изображением неведомого зверя: длинный хвост, две когтистые лапы, пара огромных крыльев и тонкая, словно у змеи, шея, увенчанная непропорционально большой головой с рогами, как у оленя. Аки принесла находку вождю клана, но старейшина не мог припомнить, чтобы ему приходилось видеть нечто подобное.

– Это не от корабля из императорской экспедиции, – заключила Аки и более не ломала над этим голову.

Мир полон загадок. Странные обломки казались Мими дырами в завесе, прячущей тайну мира, но ей не удавалось понять, что же она видит сквозь них.

Они отнесли обломки на рынок и продали там за пригоршню медяков любителям собирать забавные редкости.

Но Мими продолжала грезить об удивительном звере. В ее снах он сражался с черепахой-бурей, акулой-штормом и соколом-шквалом, а молния на миг выхватывала их из тьмы, создавая череду впечатляющих картинок, настолько же прекрасных, насколько и пугающих.

Мими надеялась, что черепахе удалось спасти тот