Бесчувственность. Это мой стиль. И modus vivendi[21] тоже. И все же каждую ночь я надеюсь на этот щелчок, на это мимолетное объятие, на этот прилив настоящих эмоций. Я не отрываю взгляда от арки авансцены. Я смотрю и смотрю. Но только в темноте. Там, где меня никто не видит. Я не ищу Дэвида Адлера.

* * *

В холодную субботу – день без дневного спектакля – в дверь звонит Жюстин, и я впускаю ее. Она появляется, держа в каждой руке по кофе, и протискивается мимо меня, когда я отмечаю ее странную способность заставлять даже шерстяные колготки и пуховик казаться сексуальными. Устраиваясь на кровати – она знает, что лучше не пытаться сесть в кресло, – она срывает зубами крышку с кофе. Я тянусь к другой, но она отдергивает ее.

– О, ты хотела кофе, детка? – тянет она, невинно хлопая накладными ресницами. – Прости, оба мои. – Она делает глоток из одного, а затем открывает другой и делает глоток из него. – О, уже начал работать. М-мм, нектар. Но если тебе действительно нужен кофеин, надень свою воскресную одежду и притворись, что тебе нравится моя распрекрасная гребаная компания.

– Сегодня суббота, – замечаю я.

– Я цитировала «Привет, Долли!», придурочная. А теперь, красавица, будь добра, приведи себя в приличный вид, максимально приближенный к нормальному человеку и оденься.

– Отлично, – говорю я, снимая пижамные штаны и тянусь за парой джинсов. – Мне нравится твоя распрекрасная гребаная компания. Я обожаю ее. Я не смогла бы любить ее больше, даже если бы к ней прилагался пожизненный запас водки тройной фильтрации и двойное свидание с молодым, подтянутым Эдмундом Кином. Могу я теперь получить свой кофе?

– Конечно, – отвечает она.

Я пробую его, затем морщусь.

– С сахаром! – возмущаюсь я.

Жюстин улыбается.

– Я же говорила, что они оба мои, детка. Если хочешь чего-нибудь попить, выйди и составь мне компанию. Я хочу сходить на блошиный рынок.

– Слишком холодно для блошиного рынка.

– Значит, там будет меньше народу. – Принимая неизбежное, я натягиваю свитер и ботинки. – Я не спала всю ночь, – говорит она, тыча в валяющуюся афишу носком ботинка. – Вчера днем у меня было прослушивание для новой постановки. В «Зимней сказке» на Stage Right.

– В чьей группе?

– У Паулины. Шекспировская сучка, в моем вкусе. Но потом они попросили меня почитать за Гермиону. Я ненавижу Гермиону, жертву, которая проводит буквально полтора десятилетия в бегах, а затем воссоединяется со своим обидчиком. Типа, ура, счастливый конец! С другой стороны, у нее дохрена реплик. Читка прошла хорошо, так что я решила отпраздновать. Я звонила тебе, – говорит она, надув губы, – но твой телефон был выключен. Мне пришлось идти одной.

– Я уверена, ты недолго оставалась одна.

– Да, ну… – Она подталкивает меня к двери. – Я познакомилась с несколькими парнями, которые делают инсталляции из случайных строительных материалов, и они затащили меня на какую-то лофт-вечеринку в Квинсе.

– Мне послышалось? – говорю я, потянувшись за своим пальто. – Ты что, сказала Квинс?

– Прикинь? Я провела ночь в отдаленном районе и выжила, чтобы рассказать тебе. Сначала мы пили, но около двух все превратилось в какую-то танцевальную вечеринку, и когда мне наскучило, мы поднялись на крышу, развели костер и наблюдали восход солнца, а потом один из парней пригласил меня отведать черничных блинчиков. Я чертовски люблю блинчики.

– Встретишься с ним снова?

– Конечно нет. Он же живет в Квинсе.

Я запираю все замки, затем направляюсь прямиком к уличной тележке за кофе, который не вызовет у меня инсулиновый шок. За парком горстка продавцов установила прилавки на заброшенной парковке, столы завалены одеждой и безделушками, страницы винтажных журналов трепещут на зимнем ветру. Мои пальцы немеют от холода, и пока Жюстин разглядывает ночнушку здесь, камею там, я засовываю их в карманы и позволяю остальному телу оцепенеть, позволяю прилавкам, продавцам и диковинкам отступать, пока мне не начинает казаться, что я снова в темноте театра, смотрю сцену через освещенный занавес. Это то «я», которое мне нравится больше всего, – холодное, отстраненное, нелюбящее и нелюбимое.

В конце концов Жюстин находит платье, которое хочет примерить. Она снимает куртку и собирается расстегнуть рубашку, когда мои переживания по поводу обморожения и публичной наготы требуют, чтобы я отвернулась. Внезапно волосы на моих руках встают дыбом, когда я чувствую устремленные на меня взгляды. Я оборачиваюсь и вижу белого мужчину с обвислыми светлыми усами, сидящего за столиком справа от меня. Это не он наблюдает за мной. Это его коллекция чучел животных. Их маленькие стеклянные глазки пристально смотрят на меня, и в оскаленном еноте я вижу отражение своих собственных глаз – блестящих, бесстрастных. Я протягиваю руку и касаюсь когтей какого-то грызуна, ощущая пронзительный всплеск боли, когда острие вонзается в мой палец.

– Вам нравятся хорьки? – спрашивает мужчина.

– Конечно, – отвечаю я.

– Я делаю их сам, – говорит он. – Прямо в своей гостиной. Тщательно отмываю, замачиваю в спирте, набиваю и зашиваю. Держу пари, вы не заметите ни единого шва. Хорек стоит шестьдесят баксов. Но с вас всего пятьдесят. Я поймал его в ловушку прямо здесь, в Вилледж.

Я кладу животное обратно на стол.

– Спасибо, – говорю я. – Все нужные хорьки у меня уже есть.

Я направляюсь на другой конец рынка, к карточному столику, заваленному книгами в мягких обложках. Я провожу пальцем по зеленым корешкам некоторых старых изданий детективов, когда снова ощущаю покалывание в задней части шеи – предупреждение о том, что за мной наблюдают. Потом чья-то рука ложится мне на плечо, и я чуть не кричу, безразличие разбито вдребезги, но это всего лишь Чарли, закутанный в темно-синий бушлат с блестящими пуговицами, улыбающийся своей ослепительной улыбкой.

– Приветствую, – говорит он. – Не хотел вас напугать. Просто хотел поблагодарить за статью. Онлайн-версия была великолепна, и я купил печатную копию вчера, которая была еще лучше. Моя мама купила штук восемь. Мы уже получили пару звонков по поводу нашей продукции.

– Я рада. – Я силюсь восстановить самообладание. – Фотограф проделал хорошую работу. – Снимок Чарли занял почти страницу. На нем видно, как он направляет противотуманный шланг в камеру, напрягая бицепсы. Если кто-то закажет календарь «Мужчины театра», полагаю, стоит ожидать это фото на страничке марта.

– Вы проделали хорошую работу. Правда. Наш специалист по маркетингу хочет использовать некоторые цитаты на нашем сайте. – Он указывает на книгу в моей руке. – Вам нравятся детективы?

– По настроению, – говорю я, откладывая книгу обратно. – Вы живете где-то рядом?

– Да, на Шестой улице, между C и D.