Шрифт:
Закладка:
Мишка раменский!
Не дери больших,
Дери маленьких,
Дери маленьких,
Косолапеньких!..
⠀⠀ ⠀⠀
А он уже ничего не слышит. Уснул на ее руках.
И во сне явился к Мишке милый-милый олень — золотые рога. Только не такой, как на комоде, а большой, как настоящий. Он подкинул Мишку к себе на спину и всю ночь возил по горам, по долам да по зеленым лугам. Всю ночь до утра! И так быстро возил, что захватывало дух и всю ночь пришлось держаться за его золотые рога.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Как в Мишку вошла настоящая сила
⠀⠀ ⠀⠀
Бабушка-старушка, у которой жил теперь Мишка, все время была дома и все время что-нибудь делала: то обед стряпает, то корову обряжает, то прибирается — наводит великую чистоту.
А дедушка-хозяин, ее муж, работал сторожем в типографии, как раз в той, где служила Мишкина мама. Он день да ночь сторожит, а потом день да ночь сидит дома. Но он не так сидит дома, а то лапти плетет, то метлы вяжет, то корзины мастерит, то дрова колет, то снег разгребает. И деревянных птичек, которые с потолка свешиваются, тоже сделал он.
В Дымкове плохо жили, не лучше, чем в городе — война, все дорого. Но этот дедушка с бабушкой жили еще ничего. Детей у них не было — кормить некого. Огород свой, корова своя, значит, и молоко свое и картошка своя.
Мишкина мама когда-то и как-то очень помогла этому дедушке. А теперь за это он взял у нее Мишку. Он не совсем взял, не в дети, а просто погостить, молочком попоить, картошкой покормить.
Мишка ест недаром. Он незаметно привык и тоже стал все делать. Дедка за водой — и Мишка за водой. Дедка по дрова — Мишка по дрова. Бабка за сеном — и Мишка за сеном. Дедка за лопату снег разгребать — и Мишка за лопату снег разгребать.
За столом Мишка тоже помогает: дедка за ложку — и Мишка за ложку, дедке добавки — и Мишке добавки.
Каждый день с утра до вечера Мишка в работе. По воскресеньям приходит мама, а ему даже некогда посидеть с ней. Ведь по воскресеньям люди тоже пьют чай? Значит, вода нужна для самовара. И коровы по воскресеньям не сидят без воды. И дрова для печи нужны.
Мишка даже не заметил в работе, как прошла зима… Одно только заметил: от работы вошла в него настоящая сила. Теперь, если Толька станет задираться, — ох, и попадет задире!
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Разве носят в ведрах глину и песок?
⠀⠀ ⠀⠀
Пришла весна, согнала снег. Зазеленела земля.
Бабушка велела Мишке принести речной воды. Речная вода — мягкая, хорошо промывает голову.
Мишка взял ведерко и по воду. А навстречу ему — Афанасьевна.
Это — такая старенькая женщина, соседка. С виду серьезная, строгая, а на самом деле, наверно, — добрая. Ведь это она подарила Мишкиным хозяевам всю красоту на комод: и бабу с ребятами, и танцующих девушек, и свинью с поросятами, и льва, и милого-распремилого оленя — золотые рога.
Как ей не жалко было дарить? И откуда она взяла всю эту красоту?
Афанасьевна шла с ведрами. Но зачем ей ведра? Что в них? Ведь она шла не с реки, а с лугов. А на лугах какая вода?
Мишка не вытерпел, подбежал, заглянул в ведра, а в них глина! А зачем глина?
Через несколько дней Мишка снова встретил Афанасьевну. В этот раз она шла от реки и опять с теми же ведрами. А в ведрах что? Уж теперь-то наверно вода.
Но все-таки, на случай, Мишка снова заглянул в ведра. Заглянул и опять удивился: в ведрах-то и не вода и даже не глина, а… чистый речной песок.
Почему — так?
Но еще больше удивился Мишка, когда встретил Афанасьевну в третий раз. Несла она опять те же ведра все на том же коромысле, но шла уже не с лугов, не с помоста, где из реки берут воду, а из города — приехала на пароме.
— Вот так старушка! — подумал Мишка. — С реки она носит песок, а за водой, видно, в город ездит!
Подошел поближе, опять заглянул в ведра. А в них — не вода, не глина, не песок, а мел: до краев полно мела.
Зачем все это старухе? Надо проследить!
И Мишка стал жить так: вскочит рано, сделает для дедки с бабкой все что надо, а потом бежит к Афанасьевниной избушке. Засядет куда-нибудь, откуда все видно, и приглядывается, проникает в этот секрет.
Вот она — избушка Афанасьевны! Низенькая, вросла в землю. Вся — на два окна. На окнах — цветы. И сквозь них ничегошеньки не видно.
И все-таки Мишка дождался, узнал. Не сразу, не в первый день, но дождался.
Вот Афанасьевна вышла на крылечко. Она без ведер, без коромысла, а в руках у нее широкая доска. На таких досках раскатывают тесто. Но ведь тесто так: бухнут в квашню муки, подольют воды и месят — теп да теп, пока не вымесят.
А она бухнула на доску глины, а потом песку. Развела все водой и месит — делает гли-ня-но-е тесто!
Уж не собирается ли она печь глиняные ватрушки? Или глиняные пирожки с начинкой из мела?
А где будет печь, подрумянивать?
А кто будет есть такую стряпню?
Вымесила свое глиняное тесто и понесла в избу. А дальше что?
По счастливому случаю мимо шла бабушка — Мишина хозяйка. Шла — катилась, как колобок катится. Этот колобок в платочке увидел Мишку и остановился, заговорил:
— Ты что, Мишутка, у двери трешься? Милостыню просишь?
Мишка молчит.
Колобок догадался:
— Захотелось посмотреть, что Афанасьевна делает?
— Да! — выдохнул Мишка.
— Не любит она зрителя-то… Ну, погоди.
Колобок вкатился в избушку и стал рассказывать Афанасьевне про Мишку. И тихий он, и работящий, усердный, старательный. А потом добавила про Мишкину маму:
— Мать то у него в типографии служит, под одной крышей с твоей дочерью. Может сноровить — помочь в чем-нибудь.
— А ну ее, дочь-то! — сердито сказала Афанасьевна. — Дочь-то вишь в город убежала, не хочет делать мою работу.
Потом подумала еще и сказала:
— Ну, где он? Пусть войдет, посидит… Пол под ним не провалится.
Мишкина хозяйка колобком выкатилась на улицу:
— Миша!
А больше ничего
