Шрифт:
Закладка:
— Здорово, столичный гость! — пошутил он, пожимая Василию руку и похлопывая могучей квадратной ладонью по плечу. — Пелехов сейчас будет. Но сразу предупреждаю: экземпляр непростой. Принципиальный.
Старостин повесил куртку на рогатую вешалку, туда же пристроил куртку Егорова и подтолкнул его в спину к комнате.
— С каких пор принципиальность — это плохо? Он бы свою принципиальность проявлял, когда фотки в Сеть вываливал. — Проходя мимо зеркала в коридоре, Егоров поправил челку.
— Ты не прав! Он крушил игиловцев в Сирии, парень отчаянный, тут другое. — Старостин уселся на диванчик у окна, но, спохватившись, вскочил. — Ты, наверное, есть хочешь?
— Не маленький. Сейчас не до того. И потом, у голодного у меня бойцовские качества более выраженные, — пошутил он. — Надолго Пелехова нам не стоит задерживать. Он будет без телефона? Мобильный оставил, как ты и велел, на работе? Телефон лежит неподвижно — это может вызвать подозрение, раз мобильник отслеживают.
— Я тебе забронировал номер в «Липецке».
— «Липецк» — это на Ленина? — Увидев, что Старостин кивнул, Егоров спросил о том, что его насторожило: — Так что там за проблемы с летчиком?
— Он готов рисковать сам, но не своей семьей.
— Мой шеф как в воду глядел. — Вася пошевелил пальцами в мокрых ботинках, испытывая раздражение. — Тут не должно быть половинчатых решений. Кто ему поверит, что он хочет сбежать за границу без жены и детей? Сразу просекут, что его согласие на условия гуровцев — это крючок, на который мы хотим их поймать.
Пелехову дверь пошел открывать Старостин. Егоров как оседлал подлокотник дивана, так и не стронулся с места, прикидывая стратегию разговора.
— Здравствуйте! — вдруг раздалось громкое и уверенное приветствие.
— И вам не хворать! — в такой же бравурной тональности ответил Егоров, встав и протянув руку крупному мужчине средних лет. Летчик по просьбе Старостина оделся в гражданку и, как всякий военный человек, большую часть жизни носивший форму, выглядел так, словно одежду ему дали с чужого плеча.
Очень короткий ежик волос делал его лицо моложавым по-мальчишески, а в общем, он и в самом деле был молод.
Настороженные темно-синие глаза, и в то же время взгляд открытый и твердый. Он оглядел комнату без особого любопытства, хмыкнул с очевидной мыслью: «Вот какая она, конспиративная квартира. Квартира как квартира».
— Наверное, вам Илья Иваныч уже доложил, что я не горю желанием лезть в это болото. Вот только не надо мне говорить про гарантии безопасности, — остановил он открывшего было рот Егорова. — Если бы речь шла только обо мне лично — никаких вопросов. Но втягивать сюда супругу и детей я не намерен.
— Она в курсе дела? — спросил Егоров, ничуть не смущенный таким началом беседы, ради которой он всю ночь трясся в поезде.
— В общих чертах, — нехотя признался Андрей, наверное, опасаясь, что за болтливость его не похвалят.
— Ну и прекрасно, — неожиданно для пилота обрадовался Егоров. — Мы можем поговорить и с ней, объяснить серьезность предстоящей совместной работы. Ваши боевые вылеты — это серьезный вклад в нашу будущую победу, но поверьте, нынешнее дело ничуть не менее значимо.
— Слушайте, мужики, — Андрей присел боком к столу, — я понимаю всю важность. Но у вас своя работа, у меня своя. Я пилот. И баста! А жену я впутывать не дам! Вы свое дело провернете, медальки получите, в отчетах галочки поставите, а мне как дальше жить? У них будет не только мой фейс, но и ее, и детей, да еще и все паспортные данные. Я уж не говорю, что за границу им дорога закроется окончательно, даже в Турцию не смотаться… И к тому же что, мы с вами не знаем, как их диверсанты тут у нас шуруют? Наведут на нее и чиркнут в подъезде ножичком по горлу, и меня заодно порешат.
— Да. — Егоров поглядел на Старостина с разочарованием, словно пилот не сидел рядом. — Чего мы удивляемся, что столько народу свалило за границу с началом СВО? Им важнее оставаться выездными, людьми мира. — Он повернулся к Андрею: — А то, что фотографии вашей жены уже и так болтались по соцсетям вместе с вашим «фейсом», как вы изволили выразиться, это не настолько опасно? Мне говорили, что вы бомбили в Сирии игиловцев. Или вам легче с ними иметь дело только на расстоянии этак четыре-пять тысяч кэмэ?
Андрей резко встал, бледнея. Он бы, наверное, огрел сейчас Егорова по кумполу, если бы не свойственное летчикам хладнокровие во время экстренных ситуаций. Постояв, нависая над спокойно сидевшим контрразведчиком, Пелехов так же порывисто сел. Помолчал, опустив голову, разглядывая промокшие ботинки столичного гостя, и сказал:
— Они мне уже два лимона баксов посулили за угон самолета. Согласиться, что ли, в самом деле, хотя бы часть обещанных денег с них урвать? На эти бабки можно целую эскадру беспилотников закупить… Считаешь, они мою семью по-любому не оставят в покое?
Егоров вздохнул и развел руками, мол, решать в конечном счете самому летчику, хотя не сомневался, какое решение примет этот парень с хорошими синими глазами.
— Слушай, давай по делу. — Егоров сел поудобнее. До этого сидел в напряженной позе, готовый вскочить и обороняться в прямом смысле слова, опасаясь, что летчик ему и правда наваляет за сказанное.
И сам бы навалял любому за намек о проявленной трусости. Но сейчас вынужден был, что называется, резать по живому. «Андрей ведь во многом прав, — думал он. — Не в смысле поставленных в годовых отчетах галочках за проведенные спецмероприятия, а в том, что каждый стремится выполнить свою работу любой ценой. Даже если эта цена — чье-то утерянное спокойствие на многие годы. Лес рубят… Идет война, и у нас нет выбора».
— Только не говори, что у вас «все под контролем». — Андрей откинулся на спинку стула, как человек, который сделал не слишком удачную попытку (но все-таки сделал!), ну а то, что она не удалась, — так это из-за упрямого, прущего, как танк, контрразведчика. Однако Егоров ошибся, увидев перед собой смирившегося человека. — Вот именно, давай по делу. — Пилот хлопнул себя по колену, как купец, собирающийся торговаться до умопомрачения. — Жену как хотите, но выводите из игры. Развод оформляйте, придумывайте что-нибудь. Ею и детьми
