Шрифт:
Закладка:
Эрвин промолчал – как он мог ответить, если его целовала женщина, не сомневавшаяся, что имеет на это право?
Солнце зашло, хотя время все еще стояло на месте, и, если бы Эрвин посмотрел на часы на запястье, он с сомнением увидел бы, что стрелки не сдвинулись. Секундная нервно подергивалась, остановившись на цифре 7. Солнце зашло, время застыло, они были здесь вдвоем, и с ними было нечто великое, большее, чем бесконечность, Вселенная, жизнь, смерть и возрождение.
Вдохновение посетило Эрвина, интуиция, сомнение в сути сомнения?
– Я вернусь, Хильда, – тихо произнес он, а может, не произнес, а только подумал, а может, и не подумал даже, а только осознал. – Уйду и вернусь. Вернусь, когда мир станет другим. Когда мы сделаем его другим. Лучшим из миров.
Прижавшись к груди Эрвина, Хильда расслышала, как его сердце пропустило удар. Испугаться она не успела – сердце опять забилось ровно, а хрипы в легких притихли.
Вдалеке прокричала ночная птица.
***
Новая вселенная была чудесна. Все колонисты, даже те, кто отсутствовал по причине квантовой неопределенности, оценили создание Чембары. Вселенная только родилась, но эволюция ее просматривалась на бесконечное число эонов, и вся компактно помещалась в созданном Чембарой коконе пространства-времени. Во вселенной были (есть, будут) миллионы звездных систем с десятками миллионов планет, на которых возникнет (возникла) жизнь. Люди будут прекрасны, суровый эволюционный закон лишь коснется их темным крылом и отступит, подчиненный более общему закону приспособления природы к меняющимся потребностям живого.
– Поди ж ты, – поразился Чарльз, редко говоривший, почти не участвовавший в дискуссиях, любивший изучать новое, но не создавать. – Я и помыслить не мог, что закон эволюции можно поставить с ног на голову!
– С головы на ноги, – поправил поднявшийся к Чарльзу на холм Альберт. – Так обычно и бывает: все полагают, что это невозможно, а потом является тот, кто не знает, и – делает.
– Миллионы счастливых миров, – зачарованно произнес Левкипп. – Такое невозможно!
– Ты сказал! – усмехнулся Альберт.
– Не могут люди быть счастливы одновременно. Все хотят разного!
– А теперь будет так, – бросил Чембара, прервав процесс кипения вакуума и оглядев, наконец, плод своего деяния.
– И сказал он: и вот хорошо весьма! – насмешливо произнес Левкипп.
– Вам судить, – Чембара поднялся на холм к Эрвину и одним мазком, как великий художник Возрождения, сделал вершину плоской, удобной и устойчивой.
– Так хорошо? – спросил он.
– Спасибо, – усмехнулся Эрвин. – Удобно, да. Ничего не делать удобно именно на таком энергетическом холме. Потому мы их и не создавали. Эволюция, знаешь ли, и в колонии эволюция. Счастье не дается даром, и некоторые обижаются.
Эрвин, конечно, имел в виду тех восьмерых, кто из-за квантовой неопределенности то появлялся, то исчезал. Каждый мог оказаться в их числе, и потому не было счастливых колонистов. И быть не могло, потому что квантовые законы неумолимы.
– Надеюсь, – произнес Левкипп, обращаясь к Чембаре, но слова на самом деле относились ко всем, ибо мир изменился. – Надеюсь, ты не станешь покушаться на квантовую структуру.
– Почему же! – воскликнул Чембара. – Что за странная идея – квантовая неопределенность!
– Эй! – Эрвин переместился от новичка на соседний холм. – Если отказаться от принципа неопределенности, физический вакуум вспенится, бесконечная энергия выделится и…
– …Да, за бесконечное время, – буркнул Альберт. – Произойдет то, на что у нас не хватило решимости. Воли. Разума, наконец. Я всегда полагал, что квантовая природа материи – насмешка над разумным строением реальности.
– Ты полагал не совсем это, – вмешался Нильс, – но не будем заново начинать дискуссию.
– Меня, – задумчиво произнес Эрвин, – всегда смущало мое уравнение, и я сожалею, что имел к нему какое-то отношение.
– Воистину своевременное признание, – хмыкнул Альберт.
– Значит, решено? – нетерпеливо воскликнул Чембара. – Классическая вселенная вместо квантового вакуума?
– Обсудим, – вмешался Левкипп. – И при консенсусе…
– Которого не будет, пока вселенная – квантовая, – напомнил Эрвин. – Те восемь колонистов…
– Послушайте, – Чембара был нетерпелив. Существуя уже в вечности, он все еще измерял собственное время секундами короткой жизни, прожитой на Земле. – Послушайте! Вы поддерживали колонию, вы поддерживали равновесие и разумный смысл в мире, но создали его не вы! Была другая колония другой Земли…
– В бесконечно далеком прошлом, – сказал Левкипп.
– Это была ошибка! А вы приняли ее как должное.
Ответом было молчание.
– Знак согласия? – произнес Чембара.
– Ужасно, – подал голос Нильс. – Классическая определенность? Никакой свободы воли? И в мире невозможно станет рождение такой личности, как ты, Чембара, свободный от любых стереотипов? Ты для того и придумал – не терпишь конкурентов?
– Напротив, – спокойно отозвался Чембара. – Просто в классическом вакууме вместо единственной квантовой вселенной с бесконечным множеством запутанных состояний мы создадим бесконечное число классических миров, взаимодействующих друг с другом. Не понимаю! – воскликнул он. – Я должен объяснять вам преимущество такой физики?
– Боже… – пробормотал Эрвин. – Мир, где будущее таково, каким каждый хочет его видеть…
– Счастье…
Кто это произнес?
– Для всех…
Кто сказал эти слова?
– Даром? – В чьем-то голосе прозвучало недоверие.
Нет, конечно. Бесконечно большая энергия квантового вакуума – достаточная плата.
Никто и отвечать не стал.
– Итак, – деловито произнес Чембара, – это мир, который мы создадим и будем познавать заново.
– Хильда, – тихо произнес Эрвин. – Я обещал вернуться…
***
Эрвин прожил еще три года и умер в январе тысяча девятьсот шестьдесят первого. Похоронили его в Вене, и, когда гроб опускали в могилу, физическая суть Эрвина, то, что называют душой, в существовании которой он всегда сомневался, уже стала частью бесконечного в пространстве-времени физического вакуума, вспененной квантовой реальности.
В колонии появился новый обитатель, и мир изменился.
– Я вернусь, Хильда, – сказал Эрвин.
– Все мы вернемся, – поддержал его ехидный Левкипп. – Кто куда. Кто как. Кто зачем. Эй, Чембара, ты сможешь воскреснуть! Слышишь, чокнутый?
