Шрифт:
Закладка:
После долгого обсуждения Хант позвонил по видеосвязи доктору Солу Стейнфилду, селенологу, работавшему на физическом факультете в Университете штата Небраска. Как следствие звонка, Хант поручил своему заместителю на несколько дней взять на себя обязанности руководителя группы «Л» и на следующий же день рано утром вылетел в Омаху. В аэропорту его встретил секретарь Стейнфилда, и уже через час Хант стоял в одной из лабораторий физического факультета, задумчиво разглядывая метровую модель Луны.
– Кора имеет неравномерное строение, – сказал Стейнфилд, махнув рукой в сторону модели. – На обратной стороне она гораздо толще, чем на видимой – об этом известно уже давно, с того момента, как над Луной повисли первые искусственные спутники еще в шестидесятых годах прошлого века. Центр масс Луны находится примерно в двух километрах от ее геометрического центра.
– И никакого очевидного объяснения этому нет, – задумчиво произнес Хант.
Стейнфилд продолжал размахивать рукой, описывая круги вокруг стоящей перед ними сферы.
– Да, причин, которые бы объясняли, почему кора затвердела более толстым слоем с одной стороны спутника, нет, но это и не так важно, потому что в реальности все произошло иначе. Вещество, из которого состоит поверхность обратной стороны, куда моложе, чем кто-либо мог предположить лет, эм, тридцать назад – гораздо, гораздо моложе! Но вам это и так известно – именно поэтому вы и прилетели.
– Вы же не хотите сказать, что оно образовалось совсем недавно, – заметил Хант.
Стейнфилд энергично покачал головой, совершенно гладкой, если не считать двух торчащих по бокам пучков седых волос, которые от такого движения бешено затрепыхались из стороны в сторону.
– Нет. Насколько мы можем судить, оно примерно такое же древнее, как и вся остальная Солнечная система. Говоря «моложе», я имею в виду, что оно не так давно появилось на самой Луне.
Он схватил Ханта за плечо и слегка повернул его лицом к настенной диаграмме, на которой был изображен поперечный срез, проходящий через центр спутника.
– Это видно на схеме. Красная оболочка обозначает исходную внешнюю кору, которая окружает Луну со всех сторон – по форме она, как и следовало ожидать, близка к сфере. А вот этот голубой слой на обратной стороне располагается поверх нее и возник там сравнительно недавно.
– И под ним находится то, что раньше было исходной поверхностью Луны.
– Именно. Кто-то вывалил на старую кору пару миллиардов тонн мусора – но только на обратной стороне.
– И никаких сомнений на этот счет нет? – на всякий случай уточнил Хант.
– Да… именно так. Мы пробурили достаточно дыр и шахт по всей обратной стороне и довольно точно знаем, где пролегала ее изначальная поверхность. Я вам кое-что покажу…
Значительная часть дальней стены, от пола и до потолка, была отведена под ряды аккуратно подписанных металлических ящичков. Стейнфилд подошел к ящикам и нагнулся, чтобы изучить надписи, одновременно бормоча что-то невнятное. Затем с внезапным «Вот оно!» профессор схватился за один из ящиков, открыл его и вернулся к Ханту, держа в руках закрытый стеклянный контейнер размером с небольшую банку для огурцов. Внутри на проволочной подставке располагался грубый фрагмент светло-серого камня, местами отдающего слабым блеском.
– Это довольно распространенный криповый базальт с обратной стороны. Он…
– «Криповый»?
– Нет, криповый – это аббревиатура, «K, Rare Earth Elements and Phosphorus», то есть минерал, обогащенный калием, редкоземельными элементами и фосфором – сокращенно KREEP.
– О, понятно.
– Такие соединения, – продолжил Стейнфилд, – слагают значительную часть высокогорий. Конкретно этот затвердел около 4,1 миллиарда лет тому назад. Так вот, проанализировав изотопы, образующиеся в результате воздействия космических лучей, можно определить, как долго минерал пролежал на поверхности. И в этом случае датировка опять-таки указывает примерно на 4,1 миллиарда лет.
Хант казался слегка удивленным.
– Но ведь это вполне нормально. Именно такого результата и следовало ожидать, разве нет?
– Да, если бы минерал лежал на поверхности. Но этот камень достали со дна шахты глубиной больше двухсот метров! Другими словами, он все это время находился на поверхности Луны, а потом вдруг ни с того, ни с сего оказался на глубине двухсот метров. – Стейнфилд снова указал на диаграмму. – Как я и говорил, мы наблюдаем одну и ту же картину по всей обратной стороне Луны. Мы можем оценить, как глубоко находилась ее старая поверхность. Под ней мы находим древние породы и структуры из далекого прошлого, в точности как на видимой стороне; над ней – полнейшая неразбериха: когда на Луну упал весь этот мусор, старые породы подверглись множественной бомбардировке и плавлению вплоть до уровня, на котором находится современная поверхность. Но это и не удивительно.
Хант кивнул в знак согласия. Энергия, которая высвободилась из-за резкой остановки такой массы, должна была достигать феноменальных величин.
– И никто не знает, откуда он взялся? – спросил он.
Стейнфилд вновь замотал головой.
– По одной из версий, Луна могла попасть в крупный метеоритный дождь. Это может оказаться правдой – гипотезу пока что не удалось ни доказать, ни опровергнуть. Химический состав привнесенного слоя, впрочем, отличается от большинства метеоритов и больше напоминает саму Луну. Они как будто состоят из одного и того же вещества – вот почему она выглядит одинаковой с большого расстояния. Чтобы заметить различия, о которых я говорю, требуется анализ микроструктуры.
Какое-то время Хант молча и с любопытством рассматривал лунный образец. Наконец он осторожно положил камень на один из рабочих столов. Стейнфилд взял его и вернул в ящик.
– Допустим, – сказал Хант, когда тот вернулся обратно. – А что насчет поверхности обратной стороны?
– Кронски и компания.
– Да, как вчера и обсуждали.
– В отличие от кратеров на видимой стороне Луны, появившихся из-за метеоритных ударов ох… несколько миллиардов лет тому назад, кратеры на обратной стороне возникли на завершающем этапе «отложения мусора». К примеру, в образцах пород, взятых по периметру кратеров обратной стороны, активность изотопов с большим периодом полураспада,
