Шрифт:
Закладка:
Вот это она понимала. Взяла меня под руку, так мы и вошли в вестибюль школы к полному изумлению поджидавшей меня Степанчиковой.
На химии Катерина вызвала меня. Я кое-что подчитала на перемене, но бас, который прорезался утром в разговоре с Зайцевой, вдруг опять откуда-то взялся.
— Болит горло? — спросила Катерина.
Я откашлялась и помотала головой: ничего не болит, и тут же поняла, что упустила момент. Надо было сказать, что болит, тогда бы сердобольная Катерина отправила меня на место, а в журнале вместо отметки поставила бы точку. Но я продолжала, сбиваясь, что-то отвечать, потом стала писать на доске формулу, запуталась и путалась довольно долго, пока не услышала за спиной громкий медлительный голос Гуркина:
— А Иванникова-то сегодня не волокет.
И тут что-то рухнуло во мне, на глазах выступили слезы, ничего не сказав Катерине, я пошла, но не к парте, а к двери.
На перемене Степанчикова потащила меня в медпункт.
— Даже если не заболела, надо отметиться. Катерина так этого не оставит. Скажи, пожалуйста, повернулась и ушла с урока! А если каждый вот так повернется и уйдет?
— Ритка, не смеши! У меня действительно болит горло.
Медсестра сунула мне под мышку градусник. Температура была нормальная. Звонок на следующий урок уже прозвенел, и медсестра глядела на нас как на злостных симулянток.
— Дайте что-нибудь от горла, — сказала я, — нельзя же все сводить к температуре.
— От горла лекарств вообще не существует, — медсестра просто убивала нас своими знаниями, — лекарства существуют от болезней.
Можно было бы поставить ее на место: «Неужели? У вас довольно старые сведения», — но не было сил связываться с ней. Я подтолкнула Степанчикову плечом к двери, и мы вышли.
В коридоре была пустыня. Урок уже начался. По расписанию у нас была физкультура, все перекочевали в спортзал, а мы с Ритой вошли в свой класс. Но недолго мы благодушествовали вдвоем. У Катерины было «окно», и она чуть ли не следом пожаловала за нами.
— Прячетесь?
— Ну что вы, Екатерина Савельевна, мы не такие уж недоумки, чтобы прятаться в собственном классе.
Катерина с сожалением посмотрела на меня.
— А Гуркин на физкультуре?
Тут меня дернуло:
— Я ему кто? Нянька, инспектор детской комнаты милиции, гувернантка?
Катерина заткнула уши.
— У меня «окно», я отдыхаю, не трещи.
— Екатерина Савельевна, — пришла мне на помощь Степанчикова, — с Гуркиным надо что-то делать, а то все говорим, говорим…
— Правильно, — обрадовалась Катерина, — надо делать, а не размахивать руками. А что делать?
— Надо нанять ему репетиторов, — вдруг вылетело из меня, — собрать деньги, нанять двух репетиторов — по математике и английскому — и закончить все разговоры.
Катерина задумалась.
— Деньги можно не собирать, — неуверенно сказала она. — У нас же есть арбузные деньги.
Мы уж и забыли про эти деньги. И не знали, что у них название «арбузные». Это после седьмого мы заработали. Списались с семиклассниками одной станицы Краснодарского края, те и пригласили на уборку арбузов. Арбузы к нашему приезду не поспели, мы дергали сорняки на свекольном поле, жили в школьном лагере труда и отдыха, играли в волейбол, купались. И труда и отдыха хватало, да еще и кормили нас там, как у родной бабушки: оладьями, сметаной, в которой ложка стоит, кубанским борщом. Я и теперь, когда хочу вспомнить что-нибудь хорошее, закрою глаза и вижу: большое-большое, розовое-розовое дерево, ветки гнутся от черешен. Пробыли мы там месяц, вернулись, и уже в восьмом классе, зимой, вдруг приходит денежный перевод.
— Но мы же собирались на Валдай, — сказала Катерине Рита, — прошлым летом не получилось, может, будущим?..
— Да, да, — вспомнила я, — эти деньги уже, можно сказать, потрачены.
— Ничего не «можно сказать», — возразила Катерина, — поделите эти деньги на всех — на билет в один конец не хватит.
— Но ведь есть еще и школьный фонд, — сказала Рита, — вы забыли. Директор обещала добавить, ну и каждому еще придется рублей по двести доложить.
При слове «директор» Катерина нахмурилась, а я с удивлением посмотрела на Ритку: откуда у нее такие сведения?
— Предлагаю всем помолчать, — сказала Катерина, «всем» — это мне и Ритке. — Мы говорим не про Валдай, а про Гуркина. Сейчас вы обе пойдете к директору, и вот ты, — она показала на меня, — все толково расскажешь. Скажешь, что это твоя идея, есть деньги, нужны репетиторы и так далее.
Мы с Ритой пожали плечами и отправились в директорский кабинет.
Директор очень любезно встретила нас, усадила на диван, не спросила, почему мы не на уроке, а очень мягко и задушевно сказала:
— Ну, слушаю вас, мои дорогие.
И от того, что я не стояла перед ней навытяжку, весь мой рассказ прозвучал складно и убедительно, я даже под конец ввернула про «жует».
— Короче говоря, Софья Артуровна, плачевное положение Гуркина нас очень «жует».
Она и глазом не моргнула, поднялась из-за своего стола и подошла к нам.
— У откровенности есть право на такую же откровенность. И вот что я вам скажу: если что-то больше всего меня печалит в нашем сегодняшнем школьном существовании, то именно вот это стороннее, за плату, неизвестно откуда взявшееся репетиторство.
— Оно взялось известно откуда, — сказала я, — из дореволюционного прошлого.
Директор внимательно на меня поглядела.
— Оно взялось, — ей не понравились мои слова, — из тех современных семей, в которых безгранично уверовали в силу денег. За знания сердобольные и чадолюбивые родители нашли кому платить, только вот за воспитание собственных детей заплатить некому.
— Но мы же не родители, — сказала я. — Мы школьники. И мы хотим помочь своему товарищу. За свои деньги. Тут есть все-таки разница.
— Нет тут никакой разницы, — ответила директор, — вы тоже схватились за самое легкое.
— А больше не за что. Вы не знаете Гуркина. Он и от репетиторов спокойно сможет сбежать.
— Я знаю Гуркина, — сказала директор, — но я не знаю, можно ли оплачивать классу репетиторов. Нет никакой инструкции по такому случаю. Соберите-ка собрание, обсудите и решайте всем классом.
Она нам все-таки не очень доверяла. Когда мы уходили, сказала вдогонку:
— Только на этом собрании не должно быть самого Гуркина.
Ночью на меня свалилось дерево с тяжелыми ветвями розовой черешни. Я опять знала, что это сон, что где-то рядом Катерина, Гуркин и Степанчикова, и надо их дозваться, потому что хоть и во сне, но задавить насмерть это дерево меня вполне может. Потом, когда мне полегчало и я очнулась, был уже день, и мама спросила, почему я звала Катерину, Гуркина, Риту, а не ее?