Так прошел год. Ему и в голову не могло прийти, что его поведение уже ничего не решает. И любые жертвы могут только немного отдалить разрыв.

И еще только раз дано было Вальке почувствовать тепло ее доверчивой нежности, обращенной к нему, а может быть, уже не к нему, а к кому-то далекому и еще не знакомому.

После летней сессии Валька уехал с ребятами из группы «дикарем» в Крым. Валялся на обжигающем галечнике, томился и мыслями был далеко.

Потом не выдержал, взял билет и махнул в Санжары — крохотный городок на берегу тишайшей речки.

И по тому, как узнав его, изумленно и радостно бросилась Иринка на шею, и неожиданно разрыдалась, понял Валька, что она всерьез запуталась в старых и новых своих привязанностях. Но угадав причину, ему не хватило смелости продумать все до конца. И он обманывал себя, приписывая эти слезы радости от свидания с ним.

Через несколько дней они опять жестоко разругались. Он обвинил ее в неблагодарности и в том, что она испортила ему лето. На что Иринка резонно отвечала, что она не тащила его сюда.

И Валька уехал в столицу.

А потом он еще раз проиграл. Но в этом уже не было его вины.

Иринка обычно не делала тайны из своих знакомств. Ухаживающих за ней ребят Валька знал, и в меру к ним ревновал, вызывая улыбку девушки. Но об одном, единственном, Валька не знал до тех пор, пока Иринка не почувствовала, что это у них серьезно.

Валька сравнивал себя с этим юношей.

— Красавчик! — думал Валька, — но любишь ли ты ее так, как люблю я? Этого не может быть!

Что-то здесь было не так. Он преследовал их, стараясь быть незамеченным, ходил за ними на выставки и концерты. Он старательно выискивал на лице ее спутника равнодушие к искусству. Вальке почему-то казалось, что он немного успокоится, узнав, что тот, другой, приходит сюда только ради Иринки, как и он когда-то. Но ей, видимо, было интересно с этим парнем.

Невольно сравнивала их и Иринка. Слишком благородная, для чтобы судить только по внешности — Иринка ни за что не призналась бы даже себе, что Валька был не очень хорош собой — она искала и находила преимущество своего избранника в другой области, в сфере, так сказать, духовной.

Действительная же причина состояла не в том и не в другом, а еще в чем-то третьем, в самом главном, чего никто и никогда не сможет, наверное, объяснить.

Валька, по-прежнему, забегал к ней на несколько минут. Она рассказывала о себе, о женихе, о житейских неурядицах — по старой памяти. Но не было в этих встречах ни поцелуев, ни былой сердечности.

Валька чувствовал, как оставаясь рядом, Иринка отдаляется от него, будто уплывает в далекий, запретный для него простор.

Однажды он обратил внимание на одну ее фотографию, лежащую на столе под стеклом.

Красивая девушка смотрела на него грустными без улыбки глазами.

— Подари мне ее, — попросил Валька.

— Но разве ты не знаешь, что это плохая примета? — спросила Иринка, глядя на него грустными, как на фотографии глазами, — фотографии дарят перед разлукой.

— Теперь уже все равно.

И все-таки он продолжал надеяться.

Надеяться на невозможное.

За неделю до Иринкиной свадьбы Валька уехал в Ленинград к своим дальним родственникам.

Наступали белые ночи.

Он бродил вместе с толпами любопытных по набережным и площадям этого чужого прекрасного города и всходил на мостик у Эрмитажа.

Здесь когда-то они были вместе с Иринкой во время школьной экскурсии, и бросали монетки в воду для того, чтобы вернуться сюда вместе.

Но это был еще не конец.

Только в старых романах ставилась точка после упоминания о свадьбе, даже в том случае, если на твоей любимой женился не ты, а кто-то другой. Это был не конец, но до него оставалось совсем немного.

Некоторое время молодые жили с родными Иринки, и, волей-неволей, Вальке приходилось с ними сталкиваться.

Встретив Вальку, Иринка подолгу задерживала его разговором, приглашала в гости, уговаривала перестать, наконец, дичиться.

— Валь, мы ведь останемся с тобой друзьями? — спрашивала она, просительно заглядывая ему в глаза.

Но если бы он мог оставаться просто другом!

Однажды он столкнулся на улице с ее мужем.

Ответив на приветствие, так как они были уже шапочно знакомы, спросил, улыбаясь куда-то в сторону: как обстоят дела с квартирой и как здоровье Иринки.

Чувствуя, наверное, себя так же неловко, тот ответил, что квартирный вопрос вроде скоро решится, а вот Иринка часто простужается, потому, что у нее слабое здоровье. И добавил, доверительно улыбнувшись:

— Никак не приучу ее делать зарядку. Ты ведь знаешь, какой она у нас неорганизованный товарищ.

— Да, — ответил Валька, — знаю.

Как ни странно, после этого разговора Валька несколько смирился с существованием у Иринки мужа.

Но все равно, это было для него, как не заживающая рана. Он почувствовал огромное облегчение, когда Иринка с мужем переехала в другой район.

Прошел еще год. Теперь Иринка почему-то даже чаще, чем в первое время, вспоминала Вальку и рассказывала о нем мужу.

В ее рассказах, как и в памяти, оставалось о нем только хорошее: его верность и доброта. Он был для нее все такой же, как и несколько лет назад.

Когда построили АТС и в квартире у Иринки установили новенький телефонный аппарат, одним из первых, кому она позвонила, был Валька.

Иринка приглашала его в гости, и он, удивляясь своей сговорчивости, согласился.

Оживленная и нарядная Иринка готовила праздничный обед, а Валька помогал ее мужу приколачивать вешалку в прихожей.

Тот был расстроен предстоящим осенью отъездом. Его призывали в армию офицером на два года.

Они распили бутылку вина за счастливую службу и удачу и, прогуливаясь в Кузьминском парке, фотографировались у склонившихся к воде старых лип.

А еще через два месяца, накануне отъезда к мужу, служившему где-то на севере Казахстана, она еще раз пригласила Вальку к себе: попробовать кролика, приготовленного по особому рецепту.

Кролик действительно был вкусным, а Иринка печальной.

Она рассказывала Вальке, что на работе в редакции ее называют «декабристкой», и, что, конечно, два года — это не вся жизнь, но все-таки, очень много.

А Валька принялся говорить о молоденькой девчушке, студентке, явно неравнодушной к нему, и стремящейся привлечь его внимание просьбами о помощи в написании диплома.

— Вот и прекрасно, — оживилась Иринка, как показалось Вальке, немного преувеличенно, — вы поженитесь, и будете приходить к нам вместе.

— Ну, нет, — криво усмехнулся Валька, — если я