Шрифт:
Закладка:
Больше следователь к этому не возвращался.
«Он дает мне время все обдумать и понять, что теперь у меня надежда только на самого себя…»
— …Потом вы приехали к себе в кузню и стали грузить товар… — ободряюще сказал следователь. Амброж пожалел, что приходится опустить такой существенный кусок из своего вчерашнего дня. И он продолжал рассказывать, начиная с того момента, когда пришла Роза.
— И с ней вы тоже не поладили!
— Не поладил!
— Да, денек у вас вчера был, прямо сказать, не слишком удачный!
— Она пришла и заявила, чтобы я убирался прочь из низины!
— Этого хотела она?
— Мельник! — ответил Амброж, и вдруг его озарило: «Так ведь это мельник шпионил возле моего дома! Конечно, он! Иначе откуда ему знать, что ко мне ходила Мария!»
— Мельник — ваш сосед?
— Несколько дней назад он сказал, что подкарауливает браконьера, — развивал Амброж свою догадку.
— Браконьера?
— И объявил, что из низины меня так и так выживет! — У Амброжа полезли на лоб глаза, ему было не под силу справиться со всеми мыслями, что роились в мозгу. Он все еще пытался отыскать и найти объяснение этому злосчастному аресту.
Следователь, видимо, понял, куда метит Амброж.
— Но у мельника на всю ночь алиби.
— Какое еще там алиби? — оторопел Амброж.
Следователь сделал вид, будто колеблется, стоит ли выплескивать на Амброжа и эту жестокую правду, но все-таки сказал:
— Пани Роза провела с ним в постели всю ночь!
Амброж пристально смотрел на доску стола и вяло кивал головой.
— Значит, вы напились и уснули!
— Да, я спал, пока вы меня не подняли, — поспешно подтвердил Амброж и безнадежно развел руками.
Следователь вытянул трубочкой губы, будто присвистнул. Прошелся по комнате и вдруг приказал человеку за столом увести арестованного.
Амброж оказался в узкой и высокой комнате. По дороге ему разрешили зайти в уборную, но запретили запирать за собой дверь…
Принесли чай и несколько ломтей хлеба. Чай он тут же с наслаждением выпил. Хотел попросить еще кружку, да просить было не у кого. Подумал, может, постучать в окованную дверь, но отошел, радуясь, что наконец-то остался наедине с собой. Правда, вряд ли одиночество поможет ему сообразить, как бы уйти из этой камеры, чтобы больше не возвращаться. Он улегся, растянувшись на деревянных нарах. Огляделся. Камера предварительного заключения. Ничто здесь не вызывало особого интереса, разве что несколько надписей, выцарапанных на стенке, решетки на окне да стертая чужими шагами краска на полу. Амброж пытался представить себе, что же, собственно, стряслось ночью у кузни. Но смог лишь точнее сформулировать нечто смутное, точившее его во время допроса: «Как я докажу, что стрелял другой, если не могу доказать, что стрелял не я!» Взяв в руки ломоть хлеба, он отламывал по кусочку и медленно пережевывал, с трудом заставляя себя проглотить. Подумал о Яне. Он пока еще не понимал, почему при мысли о дочери его охватывает жалость. «Она уже знает, что меня забрали!» Долго гнал от себя мысли о Марии, но вдруг ужаснулся, мозг пронзила догадка: он должен понести наказание за те ночи с ней, полные страсти и любви. «Чепуха! Какое еще наказание! Давно не верю в бабьи сказки. Кому нужно распоряжаться моей судьбой? Но ведь Мария — жена Кришпина! Для меня это сейчас довольно опасное обстоятельство. Глупости! Сколько мужчин увидало бы небо в крупную клетку, кабы хватали каждого, кто переспал с чужой женой! Да, но Кришпина ранили! Он-то наверняка должен знать, кто в него стрелял. А похоже, твердит, что я! Только потому, что выстрел раздался со стороны кузни?..»
Неизвестно, сколько времени Амброж рассуждал таким вот образом, а может, бредил в полусне, когда ему вдруг велели выйти в коридор. Двое конвоиров отвели его в уже знакомое помещение.
— Вы умеете с этим обращаться? — повышая голос, сказал тот, с голым черепом, что на ночь остался в кузне.
— Умею, — кивнул Амброж.
— Вам повезло, — заявил с угрозой бритоголовый, и Амброж непонимающе уставился на него.
— Но я этого ружья в жизни не видал!
— Я вас об этом не спрашиваю!
— Мы выяснили, что именно с такой винтовкой вы проходили военное обучение, — сказал второй следователь, и Амброж добавил:
— Да, когда был на срочной.
Он тщетно пытался понять, почему это ему повезло, когда он не соврал, а сказал правду.
— Отвечайте, куда вы спрятали оружие? — требовательно спросил бритоголовый.
— Нету у меня никакого оружия!
— Дома, конечно, нету, — многозначительно согласился тот, с жестким взглядом, и Амброж заметил, что ладонь у него перевязана чистым бинтом. — И ту мерзкую тварь на чердаке мы обнаружили!
— Сову? — удивленно воскликнул Амброж, представив себе, как, потревоженная этим отвратным типом, птица в испуге пробивается к чердачному оконцу.
— Признавайтесь, по какой причине вы подняли оружие на представителя государственной власти! Не тяните время!
— Ничего такого я не сделал, — оробев, возразил Амброж.
— Вы хотели убить его!
— Угрожали ему!
— Кто ваши сообщники?
— Нету никаких сообщников!
— Вы хотели лишь напугать его этим выстрелом?
— Когда вы задумали покушение?
— Кто вас натолкнул?
— У вас был кто-нибудь чужой?
— Почему отпираетесь?
— Все равно заставим говорить!
Амброж молчал. А чего говорить? Только повторять одно и то же. Справа голос мягкий, слева — безжалостный, как лезвие ножа.
Его опять увели. Но теперь уже в большую комнату, где, развалясь вокруг стола и на нарах, коротали время несколько мужчин. Никого из них Амброж не знал. Не успела за окнами, расположенными высоко под потолком, опуститься тьма, как вспыхнула лампочка в проволочной сетке и нарушила доверительную атмосферу этой, пожалуй, даже уютной обстановки. Довольно быстро Амброжу стало известно, что один из сидящих здесь укрывал золото (моя собственная дура собака выкопала), другой занимался перепродажей скота (золотое дно! Эх, не надо было брать в компаньоны одну стервь), третий был вором. Вор с брезгливостью поглядывал на этих барышников, спекулянтов и скоробогатиков (так бывает со всеми, кто лезет не в свое дело и берется не за свое ремесло).
— Нам тут только убийцы не хватало, — высокомерно заявил один из них, когда Амброж честно рассказал, почему он здесь очутился.
— Но я не убийца! — резко возразил он.
— Все говорят, что убийца!
— Тебе лучше сознаться! Станет легче, — добавил кто-то ободряюще.
— Ты, приятель, фраер — поднял пушку на этих свиней!
— Когда-нибудь тебе поставят памятник!
— Заткнись! — в отчаянии завопил Амброж.
— Но все равно тебе лучше признаться в своем геройском поступке!
Он забился в угол и заткнул уши, чтобы не слышать хохота, становившегося все громче с каждым
