Шрифт:
Закладка:
На следующее утро, 1 июня, Временный комитет встретился с четырьмя промышленниками[2632]. Президент компании Du Pont Уолтер С. Карпентер предположил, что для сооружения производства плутония, подобного Хэнфорду, Советскому Союзу потребуется «не менее четырех или пяти лет». Президент Tennessee Eastman Джеймс Уайт «сомневался, что Россия [вообще] сумеет получить оборудование, достаточно точное для создания [установки для электромагнитного разделения изотопов]». Президент компании Westinghouse Джордж Бухер считал, что Советы смогут построить электромагнитную установку за три года, если привлекут к работе немецких техников и ученых. Вице-президент Union Carbide Джеймс Рафферти предсказал еще более долгие сроки: десять лет на строительство газодиффузионной установки с нуля, но если Советы добудут барьерную технологию через своих шпионов – три года.
Бирнс мысленно прибавил к срокам строительства установок длительность переработки: «Я заключил, что любому государству потребуется для производства бомбы по меньшей мере от семи до десяти лет»[2633]. С точки зрения политики семь лет можно было считать тысячелетием.
Стимсона по-прежнему приводила в ужас мысль об уничтожении атомной бомбой целых городов. Во второй половине дня, покинув заседание Временного комитета, он попытался отдалить от себя этот ужас, еще раз поговорив о точечных бомбардировках со Счастливчиком Арнольдом, которого, по его словам, он «строго допросил»[2634]. «Я сказал ему об обещании, полученном от [заместителя министра обороны по военно-воздушным силам Роберта] Ловета, что в Японии будут применяться только точечные бомбардировки… Я хотел узнать, как обстоит дело в этой области». Арнольд рассказал Стимсону о рассредоточенной японской промышленности. Массированные бомбардировки были единственным средством уничтожения всех этих сверлильных станков. «Однако он сказал мне, что они стараются ограничивать их, насколько это возможно». Несколько дней спустя Стимсон решил пересказать эту историю Трумэну, добавив к ней для полноты картины некоторое количество противоречивых побуждений:
Я сказал ему, что стараюсь заставить ВВС ограничиваться точечными бомбардировками, но с учетом применяемого японцами метода рассредоточения промышленности отказаться от массированных бомбардировок весьма трудно. Я сказал ему, что эта особенность военных действий беспокоит меня по двум причинам: во-первых, я не хочу, чтобы Соединенные Штаты прославились зверствами, превосходящими гитлеровские; а во-вторых, я несколько опасаюсь, что ВВС полностью разбомбят Японию еще до того, как мы будем готовы, и нам будет негде должным образом продемонстрировать силу нового оружия. Он сказал, что понимает меня[2635].
В отсутствие Стимсона Бирнс быстро и решительно подчинил себе весь комитет. «Бирнс считал, что важно достичь окончательного решения по вопросу применения этого оружия»[2636], – вспоминал после войны протоколист Арнесон. Процесс принятия решения описан в протоколе, который он вел 1 июня:
М-р Бирнс рекомендовал, а комитет согласился сообщить военному министру, что, признавая, что окончательный выбор цели относится, по существу, к ведению военных, комитет полагает в настоящее время, что бомба должна быть применена против Японии как можно скорее; что она должна быть применена против военного производства, окруженного жилищами работников; и что она должна быть применена без предупреждения.
Оставалось передать это решение на утверждение президенту. Как только заседание Временного комитета было закрыто, Бирнс отправился прямо в Белый дом[2637]:
Я сообщил президенту об окончательном решении Временного комитета. Трумэн сказал мне, что, получив информацию о разработках комитета и рассмотрении альтернативных планов, он серьезно обдумывал эту тему в течение многих дней и вынужден признать, хотя и неохотно, что не может предложить никакой альтернативы и должен согласиться с рекомендацией комитета, о которой я ему рассказал[2638].
Пять дней спустя Трумэн встретился с военным министром. Как отметил Стимсон в своем дневнике, президент «сказал, что Бирнс уже сообщил ему о [решении Временного комитета] и что Бирнс, кажется, чрезвычайно доволен проделанной работой»[2639].
1 июня Гарри Трумэн не отдал приказа о применении атомной бомбы. Кажется, однако, что решение он принял именно тогда, причем не без помощи Джимми Бирнса.
После заседания Временного комитета 31 мая Роберт Оппенгеймер разыскал Нильса Бора. «На меня произвела глубочайшее впечатление мудрость генерала Маршалла, – вспоминал он в 1963 году, – а также министра Стимсона. Я поехал в британское представительство, встретился там с Бором и попытался его успокоить. Он, однако, был слишком мудр и опытен, чтобы успокоиться, и почти сразу же после этого уехал в Англию безо всякой уверенности относительно того, что теперь произойдет и произойдет ли что-нибудь»[2640].
Перед отъездом, в конце июня, Бор в последний раз попытался встретиться с высокопоставленным представителем правительства Соединенных Штатов – а именно Стимсоном. 18 июня Харви Банди отправил министру сообщение: «Не хотите ли Вы попытаться найти на этой неделе, до Вашего отъезда, время для встречи с датским профессором Бором?»
На полях этой записки Генри Стимсон написал жирными буквами – которые подчеркивали то ли его изнеможение, то ли раздражение, то ли понимание, что это дело полностью вышло из-под его контроля, – свой окончательный ответ: «Нет»[2641].
В том, что из всех возможных конструкций сработает по меньшей мере «Малыш», не сомневался никто. Эксперимент «Дракон» Отто Фриша доказал действенность цепной реакции на быстрых нейтронах в уране. Пушечный механизм был неэкономным и малоэффективным, но 235U – материал нетребовательный. Оставалось провести испытания имплозии. В процессе этих испытаний физики могли также сравнить свою теорию развития такого необычного высвобождения энергии с гигантским, ослепительным реальным