Шрифт:
Закладка:
Протестанты видели растущее число католиков, но не их внутренние разногласия, и недовольство протестантов способствовало формированию у католиков представления о церкви, находящейся в осаде. Как и ортодоксальные евреи, католики-иммигранты казались экстравагантно религиозными, но в отличие от евреев они часто были более религиозны в Соединенных Штатах, чем в Европе. По сравнению с городскими протестантами они гораздо регулярнее посещали церковь. В 1890 году католики составляли 68 процентов прихожан в Нью-Йорке и
Чикаго и 56 процентов в Кливленде. В Бостоне, сердце американского пуританства, 76 % постоянных прихожан были католиками.48
Рим потворствовал профсоюзам, которым консервативные епископы не доверяли, но в остальном в основном поддерживал епископов. Католическая церковь как церковь иммигрантов была также церковью рабочего класса, и в конце 1880-х - начале 1890-х годов церковь обратилась к "социальному вопросу". В 1891 году Папа Лев XIII издал энциклику "Рерум Новарум", в которой осудил "страдания и убогость" рабочих классов и разрешил профсоюзам и правительству вмешиваться в дела бедных и рабочих классов. Ближе к земле, в детских домах и больницах, где работали монахини, или на приходских кафедрах, католическое духовенство проявляло симпатию к прожиточному минимуму и скептицизм по отношению к laissez-faire. Один католический лектор в 1889 году жаловался: "Не стоит приписывать состояние бедняков им самим - их импровизации, безделью и невоздержанности".49
Эта атака на злоупотребления капитализма была выражением старого европейского консерватизма, который противостоял как американскому, так и европейскому либерализму. Папа и консервативные епископы выступали против индивидуализма, подчеркивали взаимные обязанности между иерархическими социальными классами и определяли семью, а не индивида, как основную ячейку общества. В "Рерум Новарум" ничего не говорилось о политической свободе или демократии. Другой ботинок упал в 1897 году, когда Лев XIII издал "Testem benevolentiae", в котором объявил еретическими многие идеи, связанные с католическим "американизмом" с его принятием демократии, прогресса, индивидуализма и либерализма.50
Католические и, в меньшей степени, еврейские избиратели были основой политических машин. Политическая машина - это термин, который популяризировали реформаторы Магвампа, и они приравнивали его к политике наживы в целом, но к 1880-м годам он стал двусмысленной метафорой для городских политических организаций. Реформаторы иногда представляли машины как работающие сами по себе, а боссов - как паразитов, извлекающих из них выгоду. Но они также представляли машины как сложные конструкции, требующие постоянного ухода и модификации. В любом случае они связывали машины с рабочим классом и иммигрантами. Городские политики часто полностью отвергали эту метафору; они называли себя "Организацией".51
Организация лучше передавала суть городской политики. Основой организации были районы и округа, олдермены или члены городского совета которых выбирались в основном из числа мелких бизнесменов. Олдермен мог быть или не быть местным боссом, но организация, по сути, представляла собой коалицию боссов. Даже когда в округе доминировала одна партия, между фракциями внутри доминирующей партии обычно шла борьба, иногда жестокая. Успешный босс обеспечивал доступ к политической власти, объединенной на уровне города.52
Самая прибыльная часть работы олдермена заключалась в праве совета предоставлять франшизы, которые были большим источником коррупции и политических средств, но большую часть времени олдермен тратил на получение гораздо менее прибыльных услуг для избирателей: работы, разрешений, лицензий и прочего. Это была административная власть, которую сохраняли городские власти. Работа, которой они распоряжались, была важной, но ограниченной, поскольку государственный сектор оставался небольшим. В Нью-Йорке в 1880-х годах Таммани контролировали всего сорок тысяч рабочих мест при численности рабочей силы, приближавшейся к миллиону, и это были в подавляющем большинстве низкооплачиваемые "синие воротнички". Боссы дополняли их работой, полученной от тех, кто имел городскую франшизу и должен был внимательно относиться к просьбам политиков. Олдермены также искали проекты общественных работ - мощение улиц, фонарные столбы, газо- и водопроводы - для того, чтобы обеспечить удобства избирателям. Олдермены почесывали друг другу спины и не вмешивались в дела подопечных друг друга.53
Эта система была коррумпирована - общественные блага постоянно обменивались на частные услуги, - но политики различали разновидности коррупции. Реформаторы изображали политические машины как преступные организации, связанные с криминалом и проституцией, состоящие из людей с сомнительным прошлым и сомнительными подарками. Э. Л. Годкин вернулся к борьбе с "Таммани" в 1890-х годах, но только тогда, когда она не угрожала президенту Кливленду. Годкин обнародовал свои претензии в "Биографиях Таммани", опубликованных в газете New York Evening Post. Он заявил, что "Таммани" состоит в основном из "неграмотных или невежественных людей, которые никогда не следовали какому-либо регулярному призванию". В биографиях руководителей различных районов, полицейских судей, комиссаров полиции и олдерменов с разной степенью точности приводились подробности: убийства, драки, азартные игры, взятки, содержание салунов и борделей. Целью публикации было избавить город от "этой необычайной угрозы свободе и собственности", но он считал Таммани просто симптомом "огромной демократии, в основном невежественной", которая подпитывалась иммиграцией.54
Преподобный Чарльз Паркхерст выступил с еще более сенсационным и успешным разоблачением Таммани, чем Годкин. Он обвинил Таммани и полицию в том, что они "лживы, лжесвидетельствуют, пьют ром и развратны". Когда его привлекли к суду присяжных для предъявления доказательств, он смог предоставить только газетные статьи. Униженный, он нанял частного детектива, замаскировался и отправился на поиски улик. Его инструкции детективу были просты: после каждого посещения танцевальных залов, салунов, опиумных притонов и других мест он говорил: "Покажите мне что-нибудь похуже". Он начал с танцевального зала на Черри-стрит, где девятнадцатилетняя девушка приветствовала его словами "Эй, усатый, собираешься меня отшить?". Он покончил с этим в клубе Scotch Ann's Golden Rule Pleasure Club, подвал которого был заполнен кабинками, в каждой из которых сидел молодой парень с сильным макияжем и манерами молодой девушки. Этого было достаточно. Расследование Пархерстом порока привело к расследованию штата и поражению Таммани на выборах 1894 года от беспартийных.55
Таммани могла насмехаться над реформаторами добропорядочного правительства, но коррупция имела значение. Когда Паркхерст заявил, что, по его мнению, полиция "существует для того, чтобы подавлять преступность, [но] меня начало осенять... [что] ее главная цель... состоит в том, чтобы защищать и поощрять преступность и делать на ней капитал", к нему прислушались не только либералы из высшего класса. Независимые демократы, республиканцы и беспартийные присоединялись к конкурирующим демократическим клубам в объединенном билете. Немцы массово покидали Таммани.56
В результате выборов Теодор Рузвельт стал президентом полицейской комиссии Нью-Йорка, состоящей из четырех человек, а Джейкоб Риис - его неофициальным гидом. Рузвельт был уроженцем города, который был ему практически неизвестен. "Я полюбил его с того дня, как впервые
