сторону сражающихся. Беспрепятственно ворвавшись в лагерь, римляне оказываются над головой у защитников. 5. Затем с боевым криком они бросаются на них, а те, потрясенные неожиданной бедой и полагая, что врагов не столько, сколько было на самом деле, а что пришел второй консул, ведя свое войско, бросились вон из лагеря, в большинстве своем позабыв об оружии, а бойцы Сикция избивали встреченных ими неприятелей. Завладев лагерем, они устремились на тех, кто был на равнине. 6. Эквы, почувствовав по крикам и бегству своих, что их лагерь захвачен, и видя, что в скором времени враги нападут на них с тыла, оставили сопротивление и, расстроив свои ряды, стали спасаться кто куда. Тогда-то и началась самая большая резня. Римляне не прекращали преследование вплоть до самой ночи, убивая всех захваченных врагов. 7. Больше всего эквов уничтожил Сикций, совершив при этом славные подвиги. Когда уже пала темень, он, увидев, что с врагами покончено, повел свой отряд в захваченный им лагерь. Он возвращался туда исполненный большой радости и гордости. 8. А его бойцы, все целые и невредимые, не только не претерпевшие того, что ожидали, но напротив, стяжавшие прекрасную славу, называли Сикция своим отцом, спасителем, богом и приветствовали всеми почетными наименованиями. Они не могли насытиться, обнимаясь с Сикцием и выказывая прочие знаки своей радости. В это время и остальное римское войско вместе с консулами вернулось из погони в свой лагерь.

XLVII. Была середина ночи, когда Сикций, помня свою обиду на консулов, пославших его на смерть, решил отнять у них славу победы. Он поделился замыслом со своими воинами. Когда все одобрили, не было никого, кто бы не восхитился уму и отваге Сикция, он, взяв оружие и приказав остальным сделать то же самое, первым делом перебил всех пленных эквов, лошадей и вьючный скот, захваченный в лагере. Затем он поджег палатки, полные оружия, продовольствия, одежды, военного снаряжения и прочего имущества из добычи, захваченной эквами в Тускуле. Когда все сгорело в огне, на рассвете он двинулся в путь, не взяв с собой ничего, кроме оружия. Быстро проделав путь, он прибыл в Рим. Когда там увидели быстро идущих вооруженных людей, распевающих победные песни и забрызганных кровью, поднялась большая суматоха. Все стремились увидеть их и услышать об их подвигах. 3. Придя на Форум, они сообщили плебейским трибунам о произошедшем, а те, созвав сходку, приказали им выступить перед всеми. Когда собралась большая толпа, Сикций, выйдя вперед, возвестил о своей победе и рассказал о том, как проходило сражение и что благодаря личной доблести его и находившихся с ним восьмисот престарелых, которых консулы отправили на смерть, был захвачен лагерь эквов и войско их, вступившее в сражение с консульским войском, вынуждено было искать спасение в бегстве. 4. Сикций просил, чтобы римляне не благодарили за победу никого другого, и под конец сказал следующее: «Мы пришли, сохранив наши жизни и оружие, не принеся с собой ничего из захваченной добычи». 5. Услышав эту речь, народ начал сетовать и плакать, видя возраст этих людей и их доблесть, негодуя и гневаясь на тех, кто попытался лишить их город таких героев. Как Сикций и предполагал, у всех граждан вспыхнула ненависть против консулов. 6. Даже сенат не остался равнодушным, не назначив консулам ни триумфа, ни других почестей за одержанную победу. Когда настал срок выборов, народ назвал Сикция плебейским трибуном, воздавая ему ту почесть, награждать которой было в его власти. Таковы были самые значительные из тогдашних событий.

XLVIII. В следующем году вслед за этими консулами власть принимают Спурий Тарпей и Авл Терминий[1098]. Они постоянно во всем угождали народу и утвердили постановлением сената предложение плебейских трибунов, так как видели, что сопротивление не только не приносит патрициям никакого успеха, но даже порождает зависть, ненависть и несчастье для тех, кто самым ревностным образом отстаивает их интересы. 2. Но особенно привело их в ужас недавнее несчастье с консулами минувшего года, пострадавшими от плебеев и не нашедшими помощи у сената. Дело в том, что Сикций, уничтоживший войско эквов вместе с их лагерем, был в ту пору, как я сказал, избран плебейским трибуном и, совершив в первый день своей власти[1099] установленные законом жертвоприношения, прежде чем взяться за прочие государственные дела, объявил в народном собрании, чтобы Тит Ромилий предстал в определенный день перед судом плебеев по обвинению в преступлении против народа[1100]. 3. А Луций[1101], плебейский трибун предшествующего года, бывший в то время эдилом, обвинил в таком же преступлении второго из консулов прошлого года — Гая Ветурия. В оставшееся до суда время оба обвиняемых получали сильную поддержку своих сторонников, благодаря чему они во всем полагались на сенат и в грош не ставили грозящую опасность — ведь пожилые патриции и молодежь обещали им не допустить судебного разбирательства. 4. Что же касается плебейских трибунов, то они загодя предусматривали все возможности и не принимали в расчет просьбы, угрозы и опасности. Когда настал срок суда, они начали созывать народ. А простой люд, живущий трудом своих рук, уже заранее собрался в город со своих наделов и, смешавшись с городским населением, заполнил Форум и ведущие к нему улицы.

XLIX. Первым начало рассматриваться дело Ромилия. С речью выступил Сикций. Он стал обвинять Ромилия в тех насилиях, которые он, будучи консулом, совершил против плебейских трибунов. В конце выступления он поведал о злом умысле консула против него и его отряда. Он представлял суду в качестве свидетелей самых видных из своих товарищей по походу, причем не только плебеев, но также и патрициев. Среди них был юноша знатного рода, отличавшийся доблестью и знанием военного дела. Звали его Спурий Вергиний. 2. Юноша сказал, что он, желая освободить от участия в этой вылазке своего сверстника и друга Марка Ицилия, который был сыном одного из воинов в когорте Сикция и вместе с отцом отправлялся на смерть, попросил своего дядю Авла Вергиния, участвовавшего в том походе в качестве легата, пойти к консулам и просить их об этой услуге. 3. Консулы отказали в просьбе, и у него, горюющего о печальной судьбе друга, полились слезы, а молодой человек, за которого пытались просить, пришел, узнав об этом, и, попросив слова, сказал, что очень благодарен тем, кто просил за него, но что сам он будет огорчен, если получит снисхождение, способное отнять у него благочестивое отношение к родичам, и что он не покинет своего отца, тем более что