Стэнвей покашливал в телефонной трубке. Началось все как вежливое напоминание о том, что идет разговор, а продолжилось и закончилось как настоящий кашель, прерываемый извинениями. Когда он оправился от приступа, то спросил:

– Что-нибудь еще?

– Нет, – ответила Пег отсутствующим тоном. – Спасибо, что сообщили.

Положив трубку, несколько долгих минут она сидела, глядя в пространство. Злость полыхала в ее душе зловещим пламенем. Она во всем убедилась, и никакие аргументы «против» уже не работали: Децимуса отравили.

Но как? И кто?

Полиция отследила его путь, нашла парочку водителей грузовиков, которые видели, как Децимус спал в машине в парке около кафе, куда они заглянули, чтобы перекусить; потом он проснулся, и эти же водители, зашедшие в туалет, вновь столкнулись с Децимусом – тот брился. Еще один контакт с людьми у него был на заправке, где он заливал в машину бензин – вот и все! Ни с кем он больше не говорил и не встречался!

Сестра же Децимуса, само собой, не могла сообщить ничего полезного. Сразу после его смерти она отказалась дать интервью на том основании, что плохо знает брата, с которым не виделась много лет. Но когда Пег, чтобы заполнить вдруг возникшую дырку на полколонки в номере на двадцать третье декабря, с разрешения Мела разразилась морализаторским предрождественским текстом, в котором упомянула Децимуса, Фелиция позвонила и поблагодарила ее. Но Пег пока так и не встретилась с сестрой Децимуса, которая, если судить по ее речам, не очень-то сочувствовала убеждениям брата.

Кстати, а как там с едой? Ее исследовали? Конечно, нет! Да ее и выбросили уже, наверное…

Неожиданно пришло решение. Пег протянула руку к телефону и каким-то чудом с первого раза пробилась в Лос-Анджелес. Попросила Фелицию.

– Боюсь, она сейчас в конференц-зале. Что ей передать?

Секунду Пег колебалась.

– Передайте, что звонила Пег Манкиевич. Скажите ей, что ее брат, что совершенно точно, был отравлен.

– Простите, я не вполне поняла.

Говорящая чихнула и извинилась.

– О черт! – устало произнесла Пег. – Забудьте.

Она положила трубку и почувствовала, как поплыла картинка перед ее глазами. Слезы? Нет! Она ощутила, как натянулась кожа на лбу, как ее начало трясти. О черт! Очередной приступ синусита!

И она бросилась к кулеру, чтобы, пусть и с опозданием, проглотить и запить таблетку.

Все продолжается

…и доктор Исайя Уильямс, чье тело было обнаружено в овраге недалеко от Сан-Паулу. Расследование тормозится тем, что армейский пресс-секретарь назвал упрямством и безответственностью местных жителей. «Они даже не ведают, что творят», – заявил он.

В самих США сенатор-республиканец от штата Колорадо Ричард Хоуэлл обрушился с яростной атакой на тех, кого он называет «хлорофиллоголиками». Они, как он полагает, тормозят развитие американского бизнеса, уже страдающего от безработицы и последствий экономического спада, настаивая на том, чтобы отечественные производители соблюдали нормы, которыми пренебрегают наши иностранные конкуренты.

В Южной Италии продолжаются бунты в маленьких городах, чье население напрямую зависит от рыбной ловли. Тем временем пыльные бури в Камарге…

Экскаватор

– Привет, Фред!

– Привет!

Остин Трейн (он же Фред Смит) поднимался по лестнице. Здесь царил страшный шум: кто-то орал, работали одновременно телевизор, радио и проигрыватель; какой-то музыкальный фанатик лупил по барабанам, а поверх всего плыли могучие звуки ссоры, которую вновь затеяла семейка Блоров. Их квартира напоминала город, подвергшийся бомбардировке, и все соседи напряженно ждали – один из Блоров убьет другого, и победителю тогда достанется куча разбитой посуды и мебели.

Конечно, неплохо было бы вмешаться. Но – к черту! Он устал, а порез на ноге, который у него появился пару дней назад, припух и начал болеть. Похоже, инфицирован!

Фред остановился, чтобы достать ключ и открыть свое жилище, и увидел новую надпись на стене: «ТЫ МЕНЯ УБИВАЕШЬ!». Трейнитский лозунг, нанесенный пурпурового цвета губной помадой. Очень модной.

Фред осмотрелся. Его не очень беспокоило то, что в его отсутствие кто-то мог забраться в его конурку и ограбить. Конечно, пришлось бы что-то и прикупить, чтобы возместить потерю. Но то, что находилось в его квартирке, принадлежало не Остину Трейну, а Фреду Смиту. Буфет и холодильник были заполнены простой, дешевой едой (интересно, а какую еду можно сегодня назвать дешевой?): консервированной, замороженной, сублимированной, подвергшейся облучению, полуприготовленной и даже полупереваренной. Стены облупились и нуждались в покраске. Окна в целом были в порядке, но одно стекло разбилось и было заделано куском картона. В квартирке, помимо Фреда, жили блохи, с которыми не могли справиться никакие специалисты по уничтожению домашних насекомых; в стене шуршали крысы, мыши повсюду оставляли издевательские следы своей жизнедеятельности, тараканы только жирели на рассыпанных повсюду инсектицидах – даже нелегально приобретенных.

Сам он не прибегал к помощи химии – так он зашел бы слишком далеко в своей роли Фреда Смита; но каждый в доме знал, где можно достать ДДТ или диэлдрин, хотя они и не помогали.

Фреда не так уж и заботили условия, в которых он жил. Жить можно по-всякому. Но жизнь в этом доме для Фреда кое-что значила. А что? Надежду? Возможно. Представьте, что великого еретика Франциска Ассизского поставили перед двадцативосьмимиллионной аудиторией телевизионного шоу Петронеллы Пейдж (как поставили однажды Остина Трейна) и попросили назвать причины, по которым он ведет себя так, а не иначе. Нам говорят, «кроткие унаследуют Землю». А это значит, что кроткие избраны Богом. И я постараюсь быть кротким – но не потому, что мне нужна Земля – после того, как вы ее испохабили, пользуйтесь ею сами. Нет, просто я тоже хочу стать избранником Божьим.

Что и требуется доказать.

Да и, кроме всего прочего, животных я люблю больше, чем вас, ублюдки!

Из всех человеческих пороков Остин Трейн более всего ненавидел лицемерие. Понял он это года три назад, после достаточно длительного периода гонений, которые были вызваны публикацией «Справочника для выживших к 3000 году от Рождества Христова». До этого его книги пользовались умеренным успехом, а кое-что даже переиздавалось в ориентированной на широкую публику форме, в бумажной обложке. Публика, все более и более встревоженная происходящими в мире переменами, вяло почитывала работы Трейна, когда неожиданно, буквально в течение одной ночи, он стал знаменитым – его разрывали на части телепрограммы, он писал для популярных журналов, его приглашали в качестве консультанта правительственные агентства. А затем, так же внезапно, как все началось, все и остановилось.

Теперь у него было шестьсот тысяч долларов в банке, и он жил в трущобах в