будет родина. Так будут возвращены им их честь и место, и только так народы привыкнут относиться к евреям, как к нормальному народу, обладающему обычными рядовыми свойствами.

Юдофобия, в понимании Пинскера, приводит к тому, что евреи воспринимаются прочими народами как нечто демонологическое и им приписывают самые противоположные качества в одно и то же время:

«В глазах живых еврей представляется мертвым, для граждан он — пришелец, для постоянных жителей — бродяга, для богатых он — попрошайка, для бедных — богач-эксплуататор, для патриота он — безроден, и для всех — ненавистный конкурент»[16].

Эмансипация, как уже говорилось, не в состоянии изменить это отношение в его основе. Еврей по-прежнему воспринимается как объект, которому следует дать гражданские права; печать позора не будет снята с евреев, пока они не добьются самоопределения, «так долго, пока этот народ, в соответствии со свойствами своего бытия, представляет людей, скитающихся из края в край, так долго, пока сами евреи избегают упоминать о своем происхождении от семитской расы и не желают, чтобы другие напоминали им об этом; пока их преследуют, терпят их, защищают их и освобождают их».

Ибо тот, кого освобождают, не будет свободен, пока не освободит себя сам. Порабощение евреев будет продолжаться все время, пока евреи принужден вкладывать все свои ресурсы в жестокую борьбу за свое индивидуальное существование, так как то, что евреи потеряли в изгнании, — это их коллективное самоопределение:

«В диаспоре мы спасали наши собственные жизни, проявляли нашу способность стоять каждый за себя, но потеряли общую связь, сознание нашей национальной самостоятельности».

История Израиля как народа в изгнании — это история индивидуальных решений еврейского вопроса; необходимо найти решение коллективное. Поэтому в попытках решения проблем, создавшихся в результате событий 1881 года, путем простой эмиграции в Америку, Пинскер видит продолжение поисков нового места изгнания, что, возможно, разрешит личные трудности эмигрантов на более или менее продолжительный срок, но не решит проблемы национальной.

В этой связи Пинскер напоминает — и это характерно для него как представителя поколения маскилим, — что мессианская вера и религиозная традиция евреев внесли свой склад, в конечном итоге, в пассивный характер их реакции на ненормальность положения еврейства в истории. Религиозные верования, согласно Пинскеру, приучили евреев к мысли: «Мы должны молча нести наказание, наложенное на нас Богом», — в то время как вера в Мессию, «вера в высшую силу, которая принесет нам возрождение государства», привела к пассивному подходу, вместо необходимости поисков радикальных решений «здесь и сейчас». Эти верования, утверждает Пинскер, «избавляли нас от всяких усилий, направленных на благо нашего национального освобождения, нашего единства и самостоятельности».

С эпохой Просвещения и началом эмансипации Пинскер связывает начало процесса освобождения еврейского общества от безропотной пассивности, характерной для религиозной традиции. Как мы уже вскользь упоминали, Пинскер не является сторонником решения, в котором в центр внимания ставится непременно Эрец-Исраэль; однако он положительно отмечает «мощное пробуждение», наблюдавшееся в последнее время в среде российских и румынских евреев, стремящихся переехать в Страну Израиля. Пинскеру известно, что это пробуждение «бедно практическими достижениями», но оно представляет в его глазах симптом глубоких перемен, происшедших в народном сознании евреев, переходящих от пассивности к активной позиции в деле решения еврейского вопроса. Это пробуждение «свидетельствует, во всяком случае, о верном инстинкте народа, глаза которого открылись и увидели, что ему необходима родина. Тяжелые испытания, через которые он прошел, пробудили в нем реакцию, в корне отличную от прежней терпеливости, смиренно принимающей наказание Божие за наши грехи».

Просветительство, чьи решения в духе эмансипации уже неприемлемы для Пинскера, все же привело к мысли о необходимости активного вмешательства в решение вопросов и к отходу от пассивности, характерной для жизни в диаспоре. Все это сочетается, по мнению Пинскера, и с фактом, что в реальности XIX века еврейский вопрос приобретает новый, революционный аспект. Его уже невозможно более отрывать от универсальной проблемы, превращающейся в один из центральных пунктов политических интересов поколения — проблемы национальной.

На общем фоне XIX века еврейский вопрос перестал быть специфическим, частным и единственным в своем роде. «Если национальные устремления различных народов, зарождающиеся на наших глазах, признаются справедливыми по своей сути, — то можно ли усомниться в справедливости подобных устремлений и со стороны евреев?» — задает Пинскер вопрос, от которого трудно уклониться. Великие идеи XVIII и XIX веков «не пройдут бесследно и для нашего народа». Требования независимости со стороны евреев отныне будут услышаны, в частности, исходя из универсальных мотивов, и Пинскер сознательно придает своим словам форму универсального постулата принципов национального движения, сформулированных Джузеппе Мадзини:

«Мы сами чувствуем, что мы не только евреи, но и люди, и в качестве людей мы хотим жить, как люди, и быть нацией, как другие».

Впервые, утверждает Пинскер, всеобщая история играет роль как бы союзника евреев:

«На протяжении около двадцати лет мы наблюдаем, как разные народы, которые в прошлом не смели и помышлять о своем возрождении, пробуждаются к новой жизни. Заря уже занимается, прорезая тьму общепринятой доселе политической мудрости. Правительства уже начинают прислушиваться… ко все усиливающемуся голосу национального сознания».

Именно с действительностью своего времени Пинскер связывает свою оперативную программу, детально излагаемую во второй части его сочинения. Эта оперативная сторона касается двух аспектов: первый — вопрос руководства и второй — вопрос методов и средств достижения цели. В отличие от эпохи исхода из Египта (излюбленное сравнение Пинскера, ибо здесь нашел выражение коллективный характер операции по спасению), в настоящее время у Израиля нет вождя, подобного Моисею, но имеется почва для создания руководства, которое должно быть основано на существующих добровольных организациях, действующих в национальных целях. Они, согласно Пинскеру, должны «созвать национальный конгресс» или, по меньшей мере, выдвинуть из своей среды правление («директорию»), символизирующее национальное единство, которого ныне народ лишен. Эта организация будет состоять из финансистов, ученых и деловых людей, общественных деятелей и публицистов. Создание национального руководства определяется здесь с помощью понятий, присущих национализму и либерализму XIX века: национальный конгресс как основа для возникновения национально-политического руководства является краеугольным камнем каждого национального движения. Из опыта таких движений и почерпнул Пинскер эту идею, воплотившуюся впоследствии в Сионистском конгрессе[17].

Это национальное руководство сплотит духовные, политические и экономические силы народа и создаст средства, необходимые для воплощения программы, целью которой явится построение территориальной основы для политической кристаллизации еврейской нации. Как и у Лилиенблюма, здесь можно видеть начало формирования идей, которые позднее воплотятся в Сионистской организации: национальный конгресс должен избрать национальную «директорию», а последняя решит, после своего создания, вопрос