держащиеся за суеверия. Либералы называют нас консерваторами, а консерваторы — либералами. Некоторые из чиновников и писателей видят в нас корень разрушения и бунта, а революционеры говорят, что мы — богатеи, приверженцы библейской цивилизации, основанной, по их мнению, на рабстве и эксплуатации. Чиновники обвиняют нас в том, что мы действуем в обход государственных законов — разумеется, тех законов, которые направлены, в первую очередь, против нас… Композиторы вроде Рихарда Вагнера обвиняют нас в порче благозвучия и чистоты музыки. Даже хорошие наши качества превращаются в недостатки: «Только потому евреи редко проливают кровь, — говорят они, — что им не хватает мужества»; но и это не мешает обвинять нас в убийстве христианских детей»[15].

Все эти дилеммы, утверждает Лилиенблюм, просвещение не разрешает, ибо «цивилизация, которая могла, в некоторой мере, спасти нас от гонений на религиозной почве, совершенно бессильна освободить нас на почве национальной».

Именно близость Лилиенблюма к социалистическим, революционным движениям приводит его к выводу, что и со стороны пролетарской революции евреям угрожает опасность. Правда, может показаться, что «существует коллектив, для которого в настоящее время нет «своих» (по крови) и «чужих» — есть только рабочие и трудящиеся земледельцы»; однако Лилиенблюм опасается, что с приходом пролетариата к власти евреи станут козлом отпущения, символизируя собой собственников-капиталистов, и то, что явится всеобщим освобождением, может — в условиях существующей социальной и национальной реальности — превратиться в катастрофу для еврейского народа.

Согласно Лилиенблюму, евреи стоят перед лицом трех взаимоисключающих возможностей:

1. Продолжение статус-кво, что означает «навеки остаться угнетенными, людьми второго сорта, «цыганами» (т. е. бездомными скитальцами), подверженными всяким невзгодам и не застрахованными даже от возможности массовой резни»;

2. Полная ассимиляция, означающая не только восприятие культуры, обычаев и внешнего поведения, но и принятие религий других народов вплоть до окончательного растворения среди них, вследствие чего «отдаленные наши потомки, не сохранившие никаких признаков еврейского происхождения, сольются полностью с арийскими народами»;

3. Национальное возрождение в Эрец-Исраэль, «где уже ближайшие наши потомки будут жить нормальной, национальной в полном смысле слова жизнью».

Лилиенблюм избирает третью возможность. Избрать первую — означает навлечь на себя катастрофу, а вторая является, возможно, решением вопроса для индивидуумов, но не для общины. Поэтому он выдвигает ряд действенных предложений, которые интересны сами по себе, а также тем, что многое в деятельности сионистского движения развивалось впоследствии по намеченному ими пути. В их числе — создание национального фонда Эрец-Исраэль; его касса будет пополняться малыми («по грошу в неделю»), но массовыми взносами. По мнению Лилиенблюма, «можно брать определенные проценты с денег, уплачиваемых богатыми людьми за восхождение к Торе, на свадьбах и похоронах и т. п.; можно организовать и еврейскую лотерею, не говоря уже об акционерных обществах и т. д.». Целью этого финансового мероприятия, основанного на добровольном единении еврейского общества, будет «сбор, согласно правительственной лицензии, капитала, потребного для выкупа у турецкого правительства значительных земельных участков в Эрец-Исраэль».

Лилиенблюм сознавал — как Мозес Гесс до него и Лев Пинскер некоторое время спустя, — что высшие слои еврейского общества на Западе, сумевшие укорениться в странах их проживания и «вписаться» в местную культуру, вряд ли предпочтут национальное решение. Ответ Лилиенблюма характерен, между прочим, народническим пафосом, заимствованным из традиций российского радикализма (популизм характеризует, в более поздние периоды, многие направления в сионизме, причем не только сионизм социалистический), а также из нового, политического понимания еврейской истории и в особенности восстания Маккавеев. Уже у Греца войны Маккавеев, сохранившиеся в народном сознании последующих поколений всего лишь как символ чудесного обновления Храма (Ханукка) и как туманные традиции книги «Иосиппон», превращаются в современный национальный символ, Лилиенблюм добавляет к этому от себя популистский, радикальный оттенок:

«Не из Иерусалима пришло спасение Израиля, приговоренного к смерти Антиохом, а из родной деревни Хасмонеев — Модиина. Эллинизированные богачи Иерусалима вместе с гордыми саддукеями позорно покорились высокомерию греческих палачей, но верные сыны народа, священники Хасмонеи, своей невероятной самоотверженностью спасли Израиль, и только после этого примкнул к ним Иерусалим».

Как было тогда — утверждает Лилиенблюм, — так будет и ныне: национальная революция начнется в народных, бедных и угнетенных слоях, а не среди ассимилированной верхушки общества.

Лилиенблюм не оставил единой стройной теории, и его идеи рассеяны там и сям в его многочисленных статьях, так что нелегко указать на произведение, которое являлось бы центральным в его творчестве. Однако его мысли и деятельность отражают ряд течений еврейского просветительства в России, а также его крах: пришедшее вследствие событий 1881 года осознание того, что спор о реформе религии потерял смысл ввиду тотальной угрозы самому существованию еврейства. Потрясение, вызванное размахом этих событий, не позволило Лилиенблюму ограничиться осуждением породивших их сил, но привело его к переоценке оптимизма и «гармонистических» принципов просветительства. Проделанный Лилиенблюмом анализ свидетельствует о довольно редкой для того периода глубине проникновения в сущность нового антисемитизма, сопровождавшего порывы национальных социально-революционных бурь. Он сознает, что положение евреев в новом и меняющемся мире будет определено не только их объективным бытием, но и тем, как это бытие будет субъективно воспринято различными политическими группировками населения, если это означает, что каждая группа увидит в евреях своих врагов, то напрашивающимся выводом должен быть поиск решения еврейского вопроса в национальном аспекте еврейской реальности в современном мире. Этот аспект стоит выше догматических разногласий, разделяющих еврейство изнутри. Таков путь, пройденный Лилиенблюмом от Хаскалы до практики политического движения Хиббат-Цион.

Глава 8

От эмансипации к автоэмансипации

(Л. Пинскер)

Впечатления от событий 1881 года выразились в одном из важнейших произведений еврейской национальной мысли, внесшем в споры, происходившие среди еврейской общественности, новое, полемическое и революционное содержание. В 1882 году русский еврей, врач Лев Пинскер (1821–1891) анонимно выпустил в свет сочинение на немецком языке под названием «Автоэмансипация». Среди поколения, где идея эмансипации сплотила вокруг себя всех тех, кто стремился к нормализации положения евреев в мире после Французской революции, термин «автоэмансипация» превратился в вызов, брошенный образу мыслей, принятому среди образованной и либеральной еврейской общественности.

Пинскер также вырос в Одессе и сформировался в атмосфере ее культуры. Он родился в просвещенной семье (его отец занимался исследованием еврейских древностей и учительствовал в первой в России школе на иврите, открытой, как уже упоминалось, в Одессе). Лев получил медицинское образование, во время Крымской кампании служил врачом-добровольцем в русской армии и был награжден медалью — довольно редкое в России признание заслуг еврея. Одним словом, он был примером удачного включения образованного еврея в русское общество.

Однако события 1881 года развеяли иллюзии Пинскера, как