бы за дело душой бы болел». Козлову я отдавал распоряжения и по ходу дела проверял, что и как было сделано. Его это невероятно раздражало, но он подчинялся и делал то, что было велено.

Вскоре у меня вышла стычка с начальником артуправления округа Чебышевым. Он попытался обвинить меня в том, что я срываю нормальную работу учреждения (штаба округа).

– Мы устали от эмиссаров из Москвы! Приехали по делу, так своим делом и занимайтесь, а не мешайте работать занятым людям! – сердился Чебышев.

«Занятыми людьми» в его представлении были штабные сотрудники. Эти «занятые люди» оставили в Калаче[121] большой склад боеприпасов, который в начале августа 1918 года попал в руки белоказаков генерала Мамантова. При ликвидации артиллерийского управления (вместе со штабом округа), все сведения об этом складе таинственным образом исчезли. На самом деле ничего таинственного в этом не было. Документы уничтожила штабная контра, чтобы мы не успели вывести снаряды в Царицын. О складе в Военном совете узнали из перехваченного донесения Мамантова Краснову. «Это не неразбериха, а самая настоящая измена», сказал Сталин по этому поводу. По распоряжению Чебышева в июне 1918 года на железнодорожной станции был создан неприкосновенный подвижный запас из 1000 винтовок, 20 пулеметов и большого запаса патронов. Чебышев объяснял создание запаса оперативной необходимостью. На самом же деле, как выяснилось позднее (признался один из сотрудников артуправления) этот запас предназначался для вооружения действовавшего в Царицыне офицерского подполья, которое готовилось к восстанию. Задумка Чебышева понравилась всем. Действительно, хорошо и правильно было иметь такой запас. Часто бывая на станции, я видел эти вагоны, которые охранялись бойцами сербского полка, и думал, что на флотилии тоже нужно устроить нечто подобное. Без резерва, без запаса воевать невозможно. Но в июне 1918 года было не до резервов. Укомплектовать бы суда флотилии минимальным количеством артиллерии и пулеметов, да хоть каким-то боеприпасом.

Почти в каждый свой приезд на железнодорожную станцию, я встречал там Сталина. Он жил на станции, в том самом вагоне, в котором прибыл из Москвы, но встречал я его не у вагона, а в других местах. Сталин изучал обстановку на железной дороге. Республика требовала продовольствия, а с транспортом дело обстояло плохо.

Полагаться на те данные, которые давали железнодорожники, было нельзя по нескольким причинам:

1. Работа станции Царицын была налажена из рук вон плохо и с учетом дело обстояло точно так же. Железнодорожное хозяйство нужно содержать в идеальном порядке, иначе толку не будет.

2. Среди руководителей железной дороги было много эсеров, оставшихся со времен Викжеля.[122] Они занимались саботажем и вредительством.

3. В Царицыне действовала крупная банда спекулянтов. Не множество отдельных спекулянтов, а именно банда, имевшая главаря и действовавшая как единое целое. Банда похищала продовольствие со кладов и из вагонов и отправляла его по железной дороге сообщникам в центральные губернии. Хаос на железной дороге был выгоден спекулянтам.

Товарищ Сталин не ограничивается в руководящей работе общими указаниями. Он дотошно вникает в детали, в суть проблемы. Все необходимые для работы данные были у Сталина аккуратно записаны и постоянно обновлялись. Я несколько раз был свидетелем тому, как на совещаниях товарищ Сталин мгновенно давал исчерпывающие справки, касающиеся железнодорожных перевозок. Все удивлялись такому глубокому знанию предмета. Я не удивлялся, привык к этому еще в Баку. Готовя стачку, Сталин досконально изучил бакинские нефтепромыслы. Сколько человек работает, сколько им платят, сколько добывают нефти, какая прибыль у владельца, все, до самой ничтожной мелочи. Все заседания стачечного комитета, на которых мне довелось присутствовать, начинались с выступления Сталина. Он вводил товарищей в курс дела, сообщал, что изменилось со времени предыдущего заседания, давал оценку обстановки. На станции «Электрическая сила», принадлежавшем товариществу Братьев Нобель, комитету никак не удавалось сагитировать рабочих на забастовку. Понимая важность станции, которая давала электричество нефтепромыслам, дирекция заигрывала с рабочими, пыталась их всячески задобрить, повысила зарплату, сверхурочные работы сделала добровольными и с двойной оплатой и пр. Сталин выступил перед рабочими станции, перечислил бакинские расценки на промыслах и других предприятиях, а затем спросил:

– Как по-вашему, долго ли будет продолжаться такая «хорошая» жизнь, которую устроила вам дирекция? Не знаете? А я знаю. Она закончится в тот день, когда буржуазия задушит стачку. Капиталисты не дураки и деньги считать умеют. Чем меньше расходов, тем выше их прибыль. Черта с два они станут по своей воле платить вам втрое больше обычных расценок после того, как стачка прекратится. Опустят расценки ниже прежнего, чтобы покрыть нынешние расходы, и скажут: «не нравится – убирайтесь вон!». А вот если мы вынудим капиталистов подписать соглашение с рабочими, то от этого они уже никуда не денутся.

Рабочие говорили между собой: «Откуда он все знает? И про расценки, и про все остальное? Раз все знает, значит правильно говорит». На следующий день станция присоединилась к забастовке.

Товарищ Сталин не только изучал состояние дел на железной дороге, но и давал указания по их улучшению. Результат его деятельности я смог оценить, когда на станцию прибыли 8 сторожевых катеров из Новороссийска. Ценный груз был принят должным образом и в кратчайший срок катера спустили на воду. Я сильно волновался, все ли пройдет благополучно (очень беспокоил возможный саботаж), но волнения мои оказались напрасными. Единственная загвоздка была с Зединым. Свое назначение комиссаром Вольской военной флотилии Зедин воспринял в штыки. Он обиделся на такое понижение (это и в самом деле было понижение) и пытался оспорить назначение с помощью Снесарева. Снесарев держался за Зедина обеими руками, кричал, что это вредительство – снимать человека с такого ответственного поста сразу же после того, как он успел освоиться, что Зедин пользуется в штабе огромным авторитетом и пр. Разумеется, все это была ложь от начала до конца. Зедин был удобным комиссаром для всей этой белогвардейской банды. Сталин сказал Снесареву прямо, без обиняков:

– Заступничество военспеца есть наихудшая рекомендация для комиссара.

Вместо Зедина старшим (и на тот момент единственным) комиссаром Северокавказского округа стал Анисимов, который при Зедине был «простым» комиссаром. Анисимов пробыл в комиссарах меньше месяца. В середине июля его перевели в Астрахань, на укрепление тамошних кадров.

Оснастить два мобилизованных мною буксира орудиями помог Сталин. В штабе округа (как и ожидалось), мне было сказано, что лишних пушек нет. Из орудийного завода я «вытряс» все, что можно было вытрясти, для оснащения понтонов. Сталин попросил Ворошилова, только-только прибывшего в Царицын выделить мне 4 76-миллиметровые пушки. Ворошилов, хорошо понимавший, как важно защитить Царицын (и не только его) с Волги, пушки дал. На орудийном заводе