Шрифт:
Закладка:
– Добрый вечер, фрау. Спасибо, что согласились подождать.
– Вы мне не оставили выбора. Ходить по полицейским участкам у меня нет желания, – не очень любезно начала разговор фрау.
Сильва рассматривал женщину. Определенное сходство с Гретой, конечно, было. И даже не в лице (как раз в лице похожести было мало), а вот осанка, манеры, что-то неуловимое в поведении говорили о том, что фрау Шпонгейм – не самозванка. Сильва вспомнил, какой он увидел шестиюродную тетушку двадцать лет назад… Вот эта женщина была похожа на ту, пятидесятитрехлетнюю Генриетту. Стройная шатенка, стильно одетая. За дымчатыми очками прятался тревожный взгляд, а подрагивающие пальцы скрывали нервозность. Она не использовала макияж (разве что чуть губной помады), отчего белая кожа казалась слишком бледной и даже какой-то болезненной.
По мере того, как беседа развивалась, ее тревога и нервозность спадали, лицо становилось более спокойным, даже появился легкий румянец на щеках.
– Фрау Шпонгейм, согласитесь, ваш визит оказался большим сюрпризом для нас.
– А для меня большим сюрпризом было увидеть в Шаттене полицейского, а теперь еще и следователя по уголовным делам. А этот молодой человек, – она кивнула на Сильву, – вообще не представился. Что вы все делаете в этом доме?
Сильва хотел ответить, но Шлоссер опередил его.
– Это Сильвестр Эппенштейн. Гость вашей мамы. И ваш дальний родственник.
Она рассматривала Сильву, вскинула брови:
– Родственник? Это же с какой стороны?
– Со стороны Луитпольда Эппенштейна, – гордо (он и сам не понял, почему так гордо прозвучала эта фраза!) произнес Сильва.
– Ах, вы тоже увлекаетесь этими бреднями…
– Чем, простите? Какими бреднями?
– Генеалогическим деревом. Мать любит историю, копается во всевозможных архивах, библиотеках. А что толку? Значит, вы родственник в десятом колене?
– Почему же, в десятом? В шестом! – Сильва даже несколько обиделся.
– Ну да, это имеет значение конечно же, – ее тон никак не скрывал саркастических интонаций. – Вы приехали в дом к моей матери, и она почему-то сразу попала в больницу.
Сильва аж задохнулся от такой несправедливости. Эта женщина только что обвинила его в том, что из-за него Грета попала в больницу. Он хотел ответить ей побольнее, даже приготовил грубую фразу, но враз как-то сник. В сущности, фрау права: именно из-за него с Гретой случилось несчастье.
Наступила неловкая пауза. Она ждала ответа, а Сильва молчал.
– Ладно… – она вдруг сбавила тон. – Мне сказал обер-лейтенант, что мать в больнице. Я не понимаю, что произошло. А еще мне кто-то прислал эсэмэску, что Грета при смерти. Это так?
– Нет, это не так, фрау Шпонгейм.
– Эмма… Меня зовут Эмма.
– Это не так, фрау Эмма. Можно мне посмотреть, что написано в сообщении?
– Сначала вы расскажите мне, что здесь произошло?
– На вашу маму было совершено покушение. Ее пытались отравить. Скорее всего, отравить хотели Сильву, но так случилось, что именно Грета выпила отравленный чай.
Шлоссер рассказал вкратце, что произошло в доме и как подставная Анка заварила чай с ядовитой травой.
– …поэтому со вчерашнего дня здесь находится полицейский, – закончил он.
Эмма слушала рассказ следователя с недоверием.
– Я все равно не понимаю, – она пожала плечами, – зачем Анке травить мою мать?
– Я же вам сказал, что отравить хотели Сильву…
– А его зачем?
Сильва и Шлоссер переглянулись. Действительно, зачем? И как объяснить это Эмме? А если она разыгрывает непонимание? Хотя, честно сказать, ее недоумение казалось очень искренним.
– Это сложно объяснить. – Сильва подбирал слова. – Э-э… давняя история. В общем, я приехал погостить у Греты. Три года назад она гостила у меня в Москве…
– Вы русский? – Эмма сняла очки. На лице отразился испуг.
– Да. Вас это смущает?
– Н-нет… Вы отлично говорите по-немецки. Вот я и удивилась.
– Мои предки по отцу – немцы.
– Вы говорите, что моя мать была в Москве?
– Да, три года назад. А теперь я… э-э… с ответным визитом…
Сильва не знал, надо ли рассказывать ей о гибели отца и прочих событиях. Он вообще не знал, что ей можно говорить, а что – нет. Он с мольбой посмотрел на Шлоссера: выручайте!
– А теперь, позвольте все же узнать, как случилось, что никто не знал о вашем существовании?
– Что значит, никто? Все, кому надо, знали. Просто мы поссорились с матерью. И не общаемся.
– Давно поссорились?
– Около сорока лет назад?
– Что? – одновременно спросили Шлоссер, Сильва и Доменик. На лицах всех троих мужчин было написано неподдельное изумление: как такое возможно между родными людьми?
– Вы не общались с матерью сорок лет?
– Да.
– Но почему? – Шлоссер не мог скрыть замешательства.
– Она выгнала меня из дома, когда мне было семнадцать лет.
– Выгнала… – то ли спросил, то ли подтвердил Сильва.
– Да, выгнала. Согласна, я вела себя не очень хорошо. Отчим умирал… у него был рак, а я… я в тот период была просто оторва, знаете ли. Когда он умер, вообще не пришла на похороны, мы с друзьями уехали на вечеринку. Но мне было семнадцать! Пацанка совсем… А она не простила.
– И что, вы не пробовали восстановить отношения?
Эмма махнула рукой:
– Пробовала. Два раза. Я приходила к ней, но она не захотела со мной общаться. Характер у нее паршивый.
– Грета никогда не говорила, что у нее есть дочь, – тихо сказал Сильва.
– Она считала, что меня нет. Вот поэтому и не говорила.
– Простите… А ваш отец? – спросил Шпонгейм.
– Я не знаю, кто он. Мама никогда не рассказывала о нем. Если честно, отчим был мне хорошим отцом. Если б можно было вернуть прошлое, я бы вела себя умнее. Подростковая глупость… А она не простила. – Эмма сказала это тихо, еле сдерживая слезы.
Как-то не походила она на подозреваемую…
– Так что с эсэмэской? – вернулся к теме Шлоссер.
– Вот она. Пришла с неизвестного номера. Я пыталась перезвонить, но контакт заблокирован. Я позвонила матери (ее номер у меня все же есть), потом Урсуле…
– Вы знаете Урсулу?
– Знаю. Она двадцать пять лет работает у матери. Раза три я с ней встречалась, спрашивала о здоровье Греты. Она только просила, чтоб «ни Боже мой» мамуля не узнала, что мы встречались. Сегодня утром я ей позвонила, она подтвердила, что Грета в больнице. Урсула не знала, насколько все серьезно. И вот я решила заехать в Шаттен. Да, сначала в дом.
– Почему в дом? Почему не
