Молодой, горячий, взрывной. Таким неимоверно легко, когда жизнь бьёт ключом. Они всегда находят, откуда черпать энергию, вдохновение. Быстро сходятся с людьми. Умеют управлять толпой. От их бешеной харизмы, бьющей во все стороны, светлеет мир

Но такие, как он, притягивают к себе и зависть, и злобу, и не всегда хороших людей. Осознание всего этого приходит позже. Или превращается в кривое зеркало, искажающее восприятие. И редко кому удаётся сохранить целостность. Не все могут. И не ей их за это судить.

– Здравствуй, Макс. Проходи.

Он сегодня с костылями, но на протезе. Упрямо сжатые губы. Колючий взгляд. Боится, что она начнёт его хвалить или расспрашивать. Не дождётся. У Юлии приподнимается уголок губ. Это даже не улыбка. Так, лёгкий намёк.

Он решился – и нет ничего важнее его желания снова повернуть штурвал собственной жизни. Попробовать переиначить. Вылезти из скорлупы обид и окунуться в незнакомые, новые вкусы.

Она прошла через это однажды. Нет ничего ценнее опыта. Может, поэтому ей понятны и его настроение, и его желания.

– У меня неприятие людей. Толпы, – Макс признаётся в этом не сразу. Он долго бродит по кабинету, пытается наступать на протез, но Юлия видит, как напрягаются его руки, что опираются на костыли.

Она его не торопит. Не спешит заводить разговор. Макс должен сам на что-то решиться. Он долго стоит у аквариума, смотрит на рыбок, но Юлии кажется, что вряд ли он там что-то видит.

– Все люди или определённые люди?

– Почти все, – он наконец-то приземляется в кресло и прикрывает глаза. – Даже сестра, хоть она и ближе и понятнее для меня сейчас. Это издержки одиночества, я так думаю. И пока не могу перебороть себя. Заставить, к примеру, в группе появиться. С людьми пообщаться. Для меня всё, что происходит сейчас, – испытание. И это плохо, я понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Хочется залечь на дно. Спрятаться. Струсить.

То, что он говорит о своих ощущениях почти подвиг. Крохотный, только его барьерчик, но произнести вслух неприятные вещи о себе – это шаг.

– Я никогда и ничего не боялся. Жил сумасшедше бесстрашным. Говорил уже об этом. Прыгнуть с моста или парашюта, танцевать на перилах, висеть вниз головой из окна девятого этажа – раз плюнуть. У меня всё получалось, понимаете? Легко, играючи. И вот этот контраст не даёт покоя. Тогда мог. Сейчас – никак. Я как биоробот, которому изменили программу. Или вынули детали и засунули другие.

Она понимала. Знала. Как раз то самое, о чём она недавно думала.

– Скажу заезженную истину: молодость часто не знает компромиссов. Кажется, что смерти нет. Стёртые границы и жажда получить сполна полный комплект всего, что предлагает жизнь. Часто это ломается, когда приходит осознание: смерть есть, она рядом. Беда может случиться с каждым из нас.

– Вы, наверное, понимаете, – он почти не слушает её – настолько глубоко увяз в собственных переживаниях, – Если бы не Альда, я бы не сдвинулся. Да и сейчас… не уверен, что до конца хочу вылезти из своего угла. Только ради неё, – признаётся он открыто и смотрит Юлии в глаза. – Вы же знаете, как это – жить больше не для себя, а потому, что рядом кто-то очень хочет, чтобы ты поднялся. Встал. Сделал что-то. Ни сестра, ни родители не смогли сделать для меня большего. Не потому что не старались. Просто у Альды цель. А я – лишь часть её плана.

– Но тебе хочется за ней идти, – возражает она, понимая, какие демоны терзают душу мальчика.

Слишком горячий. Очень. Противоположность Альде по темпераменту и восприятию жизни. Но между ними есть нечто, заставляющее присматриваться к паре внимательнее. Это не просто желание танцевать. Это гораздо больше. Но понимает ли он это сейчас?

Юлия крутит ручку в руках, понимая, что не имеет права подталкивать и вкладывать собственные мысли в его голову. Пусть сам. Дойдёт, дошагает, прочувствует и примет как данность. Иначе постоянно будет сомневаться в принятых решениях. В такие материи лучше не влезать, когда тебя не просят.

– Я пойду, Юлия Михайловна. В группу, – она прям слышит, как скрипят его зубы. – Попробую хоть на пять минут. А там будет видно.

Он уходит, всё так же напирая на костыли. Хромает и переваливается, как тяжёлый гусь, но упрямство лезет из него нахально, перебивает явные и надуманные страхи. Макс уже не боится быть смешным. Преодолевая неловкость, он движется к цели, пусть пока не его, до конца выстраданной и принятой.

Альде придётся многое вытерпеть, но женщины испокон веков незаметно, но верно поддерживали своих мужчин. Становились для них путеводными звёздами, поэтому за Макса пока можно не переживать: верное плечо рядом с ним есть.

Юля смотрит Максу вслед и снова прикасается к кулону на груди. Крутит кольцо на пальце. Она когда-то не смогла. Не выдержала, не сумела. Может быть, поэтому до сих пор чувствует свою вину. Может быть, поэтому ей симпатичны Макс и Альда, которая до сих пор была всего лишь Эс и Эсми. А теперь у неё, как у звезды на небе, есть собственное имя, данное преданным звездочётом, который нашёл её среди тысячи других. Выделил, протёр рукавом и заставил сиять.

Она это тоже видит. Альда изменилась. Обрела если не крылья, то надежду на то, что скоро сможет танцевать так, как хочет её сердце. Вопреки прогнозам. Всем скептикам в пику. Их обоюдная вера друг в друга сделает то, чего не смогли бы сделать тысячи психологов.

Телефонный звонок вырывает её из раздумий.

– Да, моё солнце, приходи, – она улыбается, вслушиваясь в восторженный голос, что спешит вывалить последние новости, рассказать всё и сразу, вывернуть на её голову ворох волнительных моментов, что проживаются каждый день.

На такое способны не все. Но она знает ещё одного человека, который мог точно так же закрутить её ураганным ветром, смести с места, увлечь за собой. И она шла, как бабочка, на свет. Потому что за таким прожектором можно не только идти, но и сгорать, не желая ничего иного.

Как жаль, что река жизни меняет свои воды ежесекундно. Какое счастье, что она всё же боролась и подчиняла себе бурное течение той самой реки, что однажды изменила русло, и покинула её навсегда.