качественности и ценности подобных изданий, русские издатели «торопились поставить на обложках своих книг авторитетные имена Кампе и Беркеня» (Костюхина 2008, 13). К 1830 году наметился обратный процесс: издатели начали снабжать старые тексты новыми обложками, убирая имена авторов. Со временем сюжеты и персонажи становились общественным достоянием и повсеместно подвергались переработкам и адаптациям, которые выполняли русские авторы (Костюхина, 14). Этот креативный подход к адаптации и переводу продолжился и в XX веке, о чем свидетельствует творчество Льва Толстого (сказка «Три медведя»), Корнея Чуковского («Робинзон Крузо» и «Доктор Дулитл») и Алексея Толстого («Приключения Пиноккио»). Он же повлиял на подход Волкова к работе по адаптации сказки Баума.

Тенденции в русском детском чтении после 1830 года

К 1830‐м годам на русской сцене наконец появились профессиональные детские писатели, стремившиеся создавать высококачественную литературу, в том числе Анна Зонтаг, Петр Фурман и Александра Ишимова. Их произведения выходили как отдельными книгами, так и в антологиях и новых детских литературных журналах. Следуя давней устоявшейся традиции, многие из этих авторов либо начинали с переводов, либо совмещали перевод с написанием собственных произведений. Часто они переводили и адаптировали иностранные волшебные сказки. Например, Зонтаг, автор многих оригинальных и переводных произведений, опубликовала также переводы сказок Шарля Перро. По настоянию своего знаменитого дяди Василия Жуковского она собирала, записывала и адаптировала русские народные сказки. В 1828 году она опубликовала сборник «Повести для детей», составленный из французских, немецких и английских переводов. Две повести принадлежали англо-ирландской писательнице Марии Эджворт, «но были восприняты русскими читателями как оригинальные» (Костюхина 2008, 65). Точно так же переработки рассказов Жана-Николя Буйи, выполненные в это время Виктором Бурьяновым (псевдоним Владимира Бурнашева), часто ошибочно принимали за оригинальные произведения, поскольку они отличались ярким живым языком и переводчик добавлял текстам национального колорита, чтобы сделать их более привлекательными для детей.

Признаком возрастающего значения детского чтения в России в 1830‐е годы можно считать и то, что влиятельные литературные критики начинают замечать и оценивать детскую литературу. Утверждая, что детские авторы должны ставить перед собой не только дидактические, но и художественные задачи, Виссарион Белинский (1811–1848) писал о роли литературы в развитии умов и изменении общества. Рецензии на детские книги начали появляться в «Литературной газете» в 1830 году (Разова 1972, 97). В многочисленных обзорах новинок детской и учебной литературы Белинский и его последователи Николай Чернышевский (1828–1889) и Николай Добролюбов (1836–1861) выражали общее убеждение в важности и ценности детской литературы как средства воспитания будущих поколений в духе гуманизма и гражданской активности ради построения нового демократического общества. Они верили, что детская литература, вне зависимости от жанра и тематики, должна с ранних лет внушать детям идеи патриотизма и любви к родине и содействовать развитию у них революционных взглядов на мир. Как и Мэри Мэйп Додж, издательница американского журнала «Сейнт Николас», Белинский советовал авторам, пишущим для детей, изучать свою аудиторию: «Они хотят видеть в вас друга, а не ментора, ждут от вас удовольствия, а не скуки, историй, а не поучений» (Белинский 1954, 48).

Хотя эти критики отстаивали реалистические тенденции в литературе и обращали внимание прежде всего на русских авторов, им была присуща широта взглядов. В статье «Подарок на Новый год» (1840) Белинский в том числе отмечал достоинства фантастической литературы (59–95), а Чернышевский в статье «Собрание чудес, повести, заимствованные из мифологии» (1860) (215–232) советовал детям читать истории Натаниэля Готорна17, который смешивал в своем творчестве реализм и фантастику, Добролюбов в статье 1858 года «Французские книги» (278–289) рекомендовал сказки Ханса Кристиана Андерсена (Белинский 1954). Желая познакомить детей с лучшей литературой, эти критики также считали важным побуждать детей читать русскую классику. В 1850‐е годы Чернышевский и Добролюбов даже написали и издали свои собственные книги для детей. Таким образом, как в своих произведениях, так и в рецензиях эти передовые критики, мечтая в XIX веке о создании в будущем более демократического и образованного общества, закладывали основы для развития высокохудожественной литературы для русских детей.

Благодаря усилиям Белинского и его соратников детское чтение в России было тесно связано с тенденциями, интересами и заботами литературы для взрослых, на которую в свою очередь оказывали влияние литературная критика, текущие события и общественные настроения. Например, откликом на войну 1812 года стало появление в первой половине XIX столетия популярнейших детских книг Анатолия Погорельского, Владимира Одоевского и Петра Ершова, в которых национальные, романтические и патриотические идеи воплощались в форме приключенческих историй или волшебных сказок. Если Белинский и его последователи уделяли больше внимания реализму, считая, что он лучше способен отразить важные общественно значимые темы, другие, такие как Борис Федоров, защищали волшебные сказки, утверждая, что они помогают детям развивать воображение (Федоров 1827, 122). Подобные аргументы использовали в дальнейшем как Л. Ф. Баум, так и советский нарком просвещения А. Луначарский. Когда в 1829 году Погорельский опубликовал литературную сказку «Черная курица, или Подземные жители», «один из рецензентов обвинил автора в использовании сказочных приемов, нарушавших всякое правдоподобие» (Костюхина 2008, 56). В 1830‐е годы появляется антисказочная тенденция давать всем чудесам рационалистические объяснения. Так, в 1835 году Бурьянов пересказал сказку Э. Т. А. Гофмана «Щелкунчик и Мышиный король», озаглавив ее в русской версии «Кукла г-н Щелкушка», и в конце сказки добавил пояснение, что Даша (так переименовали Клару) уснула, и вся история – это лишь ее сон (Костюхина 2008, 57). (Точно так же поступали сценаристы «МГМ» с историями Баума.) Вскоре сказки стали считать «пустым чтением», которое выдумками отвлекает детей и потому является вредным. Поскольку сказки оказались в немилости у некоторых писателей и критиков, постепенно формировался запрос на реалистические произведения. В 1842 году появляется новый журнал «Звездочка», создатели которого обещают публиковать реалистические и достоверные произведения, а в то же время «из номера в номер переходят истории о детях, испорченных чтением сказок» (Костюхина 2008, 56).

В отличие от критиков-западников, таких как Белинский и его соратники, славянофилы прославляли и идеализировали исторические традиции и все то, что они считали уникально русским. Поэтому они выступали против упрочившейся за многие годы традиции заимствований, переводов и адаптаций иностранных книг. Вместо этого славянофилы требовали, чтобы литература, в том числе и детская, обращалась к своим исконно русским корням и находила там источник вдохновения и мерило ценностей. В 1835 году издатель журнала «Детская библиотека» Амплий Очкин объявил, что будет печатать отечественных авторов и «все отечественное» (Костюхина 2008, 50). Критики стали обращать внимание на степень самобытности рецензируемых книг; тенденция переписывать иностранные истории для русской аудитории