Время от времени раскрывались аферы, когда выяснялось, что нет никакой нормальной семьи или клана, а есть группа мошенников, решивших обмануть государство.

И вот если и выбирать, где скрываться от государства, то я бы поискал такую «фальшивую» семью, готовую ради денег на что угодно. Государство любит отчитываться о том, сколько новых семей появилось за последний год, и не любит отказываться от своих иллюзий. Никто там особо ничего не проверяет.

– Только анклав, – подтвердил дядя. – Жог выделяет много феромонов; как только станет известно, что в дистрикте жог, сразу начнут проводить регулярные тесты по всему городу. И единственное место, где этого делать не будут, – анклав.

– Блеск? – догадался я.

– Общий Блеск, так называемая Буря, – ответил дядя.

Меня передернуло. Известно, что, когда в одном месте живет много одиноких женщин, их циклы Блеска подстраиваются друг под друга и в какой-то момент случается Буря, то есть у многих женщин начинается гормональный взрыв, он вызывает реакцию у остальных, и на несколько часов весь анклав превращается в поле не то боя, не то праздника.

Если в этот момент туда забредет половозрелый мужчина, шанс выжить у него по статистике не больше тридцати процентов, а выйти без серьезных травм – и того меньше. Если там окажется женщина, у которой Блеск был совсем недавно, – то же самое, лучше запереться покрепче и напиться снотворного.

Зато для остальных женщин, особенно если они не получили травм и увечий в процессе, Буря часто оборачивается излечением от разных болезней. А еще – несколько месяцев никаких проблем с регулярными болями, от которых дамы из высшего общества с трудом спасаются на своих разноуровневых гигантских кроватях, выбирая, где и как примостить себя, чтобы не было так плохо.

Обычно администрация анклава старается разными способами избежать Бури. Проводит локальные праздники, иногда – совместные с мужскими коммунами, для отдельных частей анклава. Штрафуют тех, у кого регулярно бывает Блеск, то есть кто не заботится о том, чтобы сбросить часть гормонального давления с мужчинами.

Но раз в год, перед началом осени, когда везде появляется много свежих дешевых овощей, анклавы обязательно проходят через Бурю. Многие на это время переезжают в другие районы, другие, наоборот, из общих кварталов тянутся в анклав.

При этом администрация точно знает, когда их анклав взорвется, а вот обычные жительницы – нет, и иногда приехавшие ждут до нескольких недель, проходят свой личный Блеск и вынуждены убраться восвояси, так и не дождавшись Бури, чтобы не рисковать жизнью.

– Ты знаешь, когда будет Буря? – уточнил я.

– В Твери это не секрет для многих. Второй или третий день бабьего лета, – ответил уверенно дядя. – Что характерно, из женского сегмента интернета эту информацию вычищают, как только кто-то раскрывает тайну или догадывается, а в мужском есть упоминания в исторической литературе. Кстати, в Севилье этот день рассчитывается так же, и, к примеру, Дон Кихот Ламанчский, пытавшийся остановить Бурю, специально ехал в Севилью к точному сроку и описывал, как именно он его высчитал.

– И едва выжил, – усмехнулся я, вспоминая книгу.

– Потому что с Бурей может бороться только идиот, – проворчал дядя. – В нашем анклаве она начнется послезавтра. Если я ошибся, то на день позже. Сможешь снять квартиру? Есть у тебя кто-нибудь в анклаве или спросим моего человека?

Раннэ ответила не сразу.

– ЯТебяУзнала, – заявила она после того, как я поздоровался и представился. – ТвойНомерЗабилаВТелефон.

– Мне нужна квартира в анклаве, – сказал я. – Отдельная. Не меньше двух комнат, желательно с двумя выходами, первый или последний этаж. Недалеко от стены.

– ЯНайдуНабериМеняВечеромЯНаРаботе, – выпалила Раннэ на грани восприятия и положила трубку, не дождавшись, пока я переварю ее ответ.

– Никогда не мог с ними разговаривать по телефону, – признался дядя, пристегиваясь.

Мы сидели в «драгоне», я достал из бардачка несколько пачек табака и пару трубок. Дядя не отказался. Я забил свою быстро и уже дымил в открытое окно, а он все еще возился, делая смесь и стараясь набить как-то по-особенному.

Когда он наконец затянулся, я уже почти накурился.

– Я и вживую с ними тяжело общаюсь, – сказал дядя. – Из всех женщин мира было всего человек десять, с кем я мог нормально разговаривать. Кстати, твоя мать среди них.

– У вас что-то было? – спросил я, внезапно ошарашенный догадкой.

– Нет, конечно, – ответил дядя. – Променять хорошую дружбу на посредственный секс? Это нужно быть полным кретином! Хотя, с другой стороны, я таких кретинов знаю немало…

– Вы друзья? – уточнил я.

Представить свою мать в роли чьей-то любовницы я вполне мог, она шла по головам и делала карьеру. В каком-то смысле моя мать олицетворяла идеал женщины из высшего класса. И мысль о том, что она станет президентом дистрикта, ложилась на ее жизнь аккуратно, так, будто всегда там и была, и только удивляло – почему так поздно?

А вот представить ее другом мужчины… Настоящим другом… Мужчины, который не является политиком…

– Были друзьями, пока я не предал семью, – усмехнулся дядя и с удовольствием затянулся. – Хороший табак, но ты его неправильно хранишь, пересушишь же! Надо выставлять в бардачке влажность чуть выше. Так вот, насчет Анаит. Она ведь знала, что мужчины мне нравятся больше, чем женщины. Ее от одной мысли о таком выворачивало, но она меня покрывала от остальных. Она, получается, делила твоего отца с моей женой… Постоянно подкалывала меня этим. Несколько раз серьезно помогла советом. Делала мне пропуски на раскопки женских поселений – когда у меня крышу сорвало от того, что я хотел доказать себе, что я нормальный, это весь мир сошел с ума…

– Доказал? – уточнил я. – Себе?

– На тот момент да. – Дядя усмехнулся, затягиваясь в очередной раз. – Но ты же понимаешь, мы для себя и прокуроры, и адвокаты, а наш внутренний судья слушает того, кто сегодня красивее поет. В то время красивее пел адвокат. Потом было время – прокурор.

– А сейчас?

– А сейчас они оба умерли и судья отсчитывает оставшиеся мне секунды, – ответил дядя. – А я молю предков, чтобы не увести за собой в могилу еще и сына.

Некоторое время мы сидели с трубками, и я думал о том, что это же вредно. И плакаты везде висят, особенно почему-то в анклаве, хотя женщины в Славянском Союзе и так практически не курят.

И налоги на табак подняли запредельно. И в школах говорят о том, как глупо курить. Но добились только того, что курение