Термин «ландшафт идентичности» оказывается полезным также и потому, что он подчёркивает значимость терапевтической задачи. Этот термин подчёркивает ни к чему другому не сводимый факт, что любое переформулирование, пересмотр историй жизни людей — это также переформулирование и преобразование идентичности. Осознание этого факта побуждает терапевтов к большей вовлеченности, к более полному и осознанному применению принципов профессиональной этики, связанных с признанием того, что психотерапевтическая практика воздействует на жизнь людей. Этот термин ведёт к большему осознанию нашей ответственности за все, что мы говорим и делаем во имя терапии.

Проводя параллели между структурой литературных текстов и структурой терапевтической практики, я не утверждаю, что роль автора литературного произведения и роль терапевта в терапевтических беседах — одно и то же. Автор литературного произведения приглашает читателя включиться в сюжет, облик которому в фундаментальном смысле придаёт сам автор. Терапевты же не порождают сюжет, который развивается в терапевтической беседе. Хотя они могут быть знакомы с множеством историй о жизни (и это даёт им возможность привлечь внимание людей к каким-либо значимым событиям, выступающим за пределы доминирующих историй), они не являются авторами в том смысле, в каком мы можем говорить об авторе литературного произведения. Скорее, терапевты поддерживают голоса людей, обращающихся к ним за консультацией, и отдают им приоритет в придании смысла избранным событиям жизни, при интерпретации связи между этими событиями и значимыми темами жизни, при умозаключениях о том, что это говорит о ценностях и смыслах людей и о том, что данные события позволяют утверждать об идентичности этих людей — и других, упомянутых в их историях. В то время как авторы литературного произведения занимают центральную позицию в развитии сюжета, терапевт с неё смещён.

Подводя итог, можно сказать, что в терапевтических беседах, складывающихся под влиянием метафоры пересочинения, понятия ландшафта действия и ландшафта идентичности помогают терапевту выстроить контекст, в котором люди обретают возможность сводить воедино, организовать в сюжет множество пропущенных, оставшихся без внимания, но значимых событий их жизни и придать им смысл. Эти понятия побуждают терапевта поддерживать людей в их движении к новым выводам о собственной жизни, многие из которых будут противоречить существующим «дефицитарным» (сосредоточенным на нехватке и неправильности) заключениям, связанным с доминирующими историями и существенно ограничивавшим их жизнь.

Картирование бесед пересочинения с Лиамом и Пенни

На примере анализа беседы с Лиамом и Пенни я проиллюстрирую применение понятий ландшафта действия и ландшафта идентичности в терапевтической практике. Разбор сопровождается диаграммами, которые отображают, как разворачивается терапевтическая беседа на карте пересочинения. Карта пересочинения состоит из двух горизонтальных линий, одна из которых — линия времени — это ландшафт действия, а вторая — ландшафт идентичности (сознания).

М. (рис. 2.1): Лиам, больше беспокоился за вас, чем за себя. Как вам кажется, о чём это свидетельствует? Можем ли мы, исходя из этого, понять, что для Лиама важно в жизни, что для него особенно ценно?

Слова и выражения, каким-то образом противоречащие доминирующим темам, обеспечивают подсказки, «точки входа» в альтернативные истории жизни людей. Переживание тщетности собственного бытия и отказ от действия были доминирующими в рассказе Лиама о его жизни, но, несмотря на это, Лиам выразил сильное беспокойство о маме. Я сначала отреагировал на это противоречие вопросами, которые помогли более подробно охарактеризовать его беспокойство. После этого я задал вопрос, который побудил Пенни задуматься о том, что беспокоит Лиама, и озвучить, что для него, возможно, важно в жизни. Это был вопрос, переводящий фокус внимания на ландшафт идентичности.

М. (рис. 2.2): Может быть, вы могли бы рассказать какие-нибудь истории о Лиаме, о его поступках, которые свидетельствовали бы о том, что для него было важным, ценным? Что-то, что помогло бы мне понять, как вам удаётся узнать это?

Пенни подтвердила, что слова Лиама о его беспокойстве за неё отражали высокую ценность, которую он придавал жизни Пенни; её он считал драгоценной. Этот рассказ о том, что Лиам считает ценным, может считаться выводом об идентичности. В ответ на это я попросил Пенни рассказать историю о поступках Лиама, которые отражали бы этот вывод. Это был вопрос, переводящий на ландшафт действия, потому что он вызвал к жизни рассказ о конкретных событиях из прошлого Лиама, который проиллюстрировал вывод о том, что Лиам считает в жизни важным.

М. (рис. 2.3): Пенни, а что сделал Лиам в то воскресное утро много лет назад? Как бы вы могли назвать этот его поступок?

Услышав историю о том, что Лиам отвлёк отца, бросив камень в окно, я спросил Пенни о том, как она могла бы назвать этот поступок. Хотя это событие было доступно для припоминания, оно не было охарактеризовано. Мой вопрос был первым из нескольких, которые обеспечили контекст для того, чтобы назвать этот поступок «протестом». Это был вопрос, переводящий на ландшафт действия, — описание некоего значимого, но прежде проигнорированного события в жизни Пенни и Лиама.

М. (рис. 2.4): Пенни, вы видели, как Лиам протестовал против того, чему вы подвергались, когда ему было всего лишь восемь лет. Что это говорит о нём? Как, на ваш взгляд, этот поступок, протест отражает его жизненные ценности?

Спустя семь лет после самого события действие Лиама — бросок камня в окно — определяется как «протест». Пенни играла ведущую роль в процессе именования. К этому моменту Лиам не был способен как-то отнестись к этому смыслу, который мама приписывала его действиям, это не вызвало у него никакого отклика. Вопрос о том, что этот поступок мог говорить о его личности, его ценностях, был одним из нескольких вопросов, переводящих на ландшафт идентичности. Они обеспечивали основу для подтверждения его храбрости и для озвучивания вывода о том, что для Лиама очень важна справедливость.

М. (рис. 2.5): Может быть,