Я прошёл в комнату — звуки в телевизоре стали громче: я чётко различил легко узнаваемую речь нынешнего генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. К словам Брежнева не прислушивался. Увидел на скатерти слегка помятый бланк с броскими надписями: «ТЕЛЕГРАММА СРОЧНАЯ» и «Министерство связи СССР». Сообразил, что не видел такие бланки лет тридцать или сорок. Сами телеграммы я уже получал (от тех же родственников из Куйбышева в мой день рождения), но те были либо вклеены в поздравительные открытки, либо на простые бланки со скромной надписью «ТЕЛЕГРАММА».

В верхней графе увидел адрес родителей и свою фамилию, имя, отчество. В строке «От» прочёл слово «Москва» и ряд ничего не говоривших мне цифр. Пробежал глазами по тексту телеграммы.

Хмыкнул.

Прочёл текст снова: «ПОМОГИ ТЧК НАСТЯ».

— Как интересно, — сказал я.

— Это от той Насти, что приезжала к Лене Котовой из Москвы в августе? — спросила мама.

Я пожал плечами.

Ответил:

— Похоже. Других вариантов у меня нет.

Мама прикоснулась к моей руке. Я почувствовал, что от неё пахло валерьяной.

— Что теперь? — спросила она. — Что ты сделаешь?

Голос Леонида Ильича во второй гостиной сменился голосом диктора. Мама смотрела мне в глаза.

— Помогу, конечно, — сказал я.

— В Москву поедешь?

Я кивнул.

— Поеду.

— Когда? — спросила мама.

— А вот прямо сейчас и поеду, — ответил я.

Положил телеграмму на стол и пошёл в прихожую.

* * *

Из дома соседки я вызвал такси (обычное, хотя и промелькнула мысль звякнуть капитану Зареченскому).

Приехал на вокзал — сверился с расписанием. Узнал, что ближайший поезд до Москвы приедет в Новосоветск за четверть часа до полуночи. Купил билет в купейный вагон (место на верхней полке). На улицу не пошёл — уселся на то же место, где в понедельник дожидался появления продавца поддельного лотерейного билета. Справа и слева от меня похрапывали и сопели будущие пассажиры. Размотал бинт на руке, сунул его в сумку (лонгету я оставил дома). Соседей по «зоне ожидания» мои манипуляции не заинтересовали. Их больше волновала сохранность собственных вещей и время.

Я тоже посмотрел на большие настенные вокзальные часы, вздохнул и вынул из сумки газету «Советский спорт».

* * *

Пассажиры на нижних полках уже спали, когда я вошёл в купе. С верхней полки свесилась голова мужчины — мы с соседом по купе обменялись тихими приветствиями. Я получил от проводницы постельное бельё и вскоре тоже завалился спать. Но уснул далеко не сразу. Смотрел прямо перед собой: на потолок вагона. И размышлял вовсе не о Насте Бурцевой и не о Москве.

Я вспомнил, что в эту же субботу (но «тогда»: в прошлой жизни) я вечером в колхозе уже прогуливался (около колодца рядом с летним домом) под руку с Ларисой Шировой. Лара тогда внимательно и с интересом слушала мои россказни и загадочно улыбалась. Наблюдавший за нашей прогулкой Андрей Межуев посматривал мне вслед с нескрываемой завистью.

Я ухмыльнулся. Подумал, что теперь у старосты нашей группы не было для этой зависти повода. За прошедший год Андрей Межуев обзавёлся авторитетом среди одногруппников. И теперь (в моё отсутствие) Андрей наверняка считался в летнем домике одним из главных авторитетов — наравне с сыном директора швейной фабрики и с моим младшим братом.

Отметил: я бы сейчас не удивился, если бы мне сказали, что сегодня под руку с Ларисой Шировой на работу в поле пошёл именно Андрей Межуев. Ведь именно он женился на Шировой летом после четвёртого курса (на их свадьбе «тогда» побывал Артурчик Прохоров). Я подумал, что теперь у Андрея появилась возможность окольцевать Лару раньше.

Нахмурил брови. Потому что не представил Широву наряженной в свадебное платье. Но я вспомнил, как Лара прижималась к моей груди и громко рыдала в октябре — будто наяву увидел, как подёргивались острые лопатки на её спине. Вспомнил запах алкогольного перегара и пота. Но я так и не воскресил в памяти аромат духов, которыми тогда пользовалась Лариса.

* * *

Поездка в Москву отличалась от летнего путешествия к морю уже тем, что сейчас никто из бродивших по вагону пассажиров не задевал мои ноги. В этом для меня и заключалась главная прелесть купейных вагонов: я полюбил их ещё в школьном возрасте, когда папа впервые повёз нас в Евпаторию в «вагоне с дверями». Голоса проснувшихся пассажиров поезда мне не мешали. Я почти не прислушивался к разговорам. Лишь отметил для себя, что мои соседи по купе тоже ехали в Москву, и что наш поезд прибудет в столицу СССР только ночью, потому что он останавливался «около каждой посадки».

Мои соседи по купе оказались опытными путешественниками. Днём они просветили меня по поводу правил поведения в столице. Поделились опытом езды в метрополитене. Объяснили, как поймать такси и не попасться на уловки столичных таксистов. Рассказали о главных достопримечательностях столицы. В списке мест, в которых мне следовало побывать в первую очередь, на верхние строчки они поместили не Мавзолей Ленина и Красную площадь, а магазины: ГУМ, ЦУМ, Пассаж, Москва и Детский мир. Объяснили, где и какие товары я найду «точно», а какие дефициты «отхвачу» в столице «если повезёт».

Время в поезде я использовал с максимальной пользой: большую часть поездки спал. Когда уснуть не мог — смотрел на проплывавшие за окном пейзажи и прикидывал, научила ли Широва Лену Котову плетению венков из травы. Гадал, уступил ли Артурчик Межуеву звание главного артиста нашей группы «ОиНТ-73» (староста и в этой, и в прошлой моей жизни ко второму курсу заметно улучшил навыки игры на гитаре и подучил с десяток новых песен — явно готовился к осеннему штурму девичьих сердец). Думал о том, сделает ли мой младший брат в колхозе «предложение руки и сердца» Инге Рауде.

Похожую идею (поспешную с моей точки зрения) Кирилл осторожно высказывал ещё летом. Но с уверенностью о своём намерении он не говорил, будто расстроенный тем, что нечасто получал послания от «дамы сердца». Однако уже в конце августа он несколько раз забредал в ювелирный отдел «Универмага» — «просто посмотреть» (Кир отмахивался от слов Артурчика о том, что перед походом в «ювелирку» следовало получить «бумажку» в ЗАГСе). Да и Рауде вернулась из дома с «неостывшими» к моему брату чувствами — у Кира и у Инги в конце лета будто вновь началась конфетно-букетная стадия отношений.

* * *

Мои соседи по купе тоже дисциплинированно вздремнули вечером. Но уже в полночь они «находились на низком старте»: проверяли вещи, в очередной