Шрифт:
Закладка:
– Ну так зачем же ты мне про «часики»-то все время талдычишь? – ехидно напомнила я.
– По привычке! Хотя нет, Даша, ты уже не молодежь, я сейчас о тех, кому двадцать, двадцать пять лет… Вот они молодежь, а ты уже нет. Согласись, это огромная разница – твои почти тридцать и девушка в условные двадцать пять… Это как разные поколения, потому что мир за эти последние несколько лет, с этой цифровизацией и прочим, изменился настолько, что пять лет – это не просто разные поколения. А разрыв аж в два поколения, мне так кажется! Между условно молодыми и совсем молодыми-молодыми…
* * *
В конце апреля, примерно где-то после двадцатых чисел, весна ненадолго превращается в лето. Эта перемена погоды невероятно радует: после холодного и слякотного начала пробуждения природы – вдруг такой подарок природы. Почти лето! И неважно, что впереди май с его волнами арктического холода, совпадающими то с цветением черемухи, то сирени, а потом невнятное начало июня, тоже обычно прохладное и дождливое… Конец апреля – обычно теплый, с начинающей распускаться листвой, пробивающимися сквозь землю ранними цветами – воспринимается как обещание счастья.
Мы с Сашей целое утро катались на самокатах в парке, по специальным дорожкам, вдали от пешеходных троп. А после сидели на берегу озера, в только что открывшемся летнем кафе.
Было столько солнца… И небо – такое пронзительно-яркое, синее-синее. А вокруг молочно-зеленая дымка молодой листвы. Саша сверился с прогнозом погоды, заглянув в телефон – сейчас, оказывается, плюс двадцать четыре градуса. Я скинула с себя куртку и сидела в футболке с коротким рукавом.
Мы пили фруктовый чай без сахара – один большой чайник на двоих.
– Как твоя сестрица поживает? – спросил Саша. – Не допекает тебя?
– О нет, Кузя сейчас себя очень хорошо ведет. Переклеила обои и ходит на кулинарные курсы. Ей очень нравится готовить, но все свои блюда она испытывает на мне. Так что в следующий раз пойдем к ней в гости вместе. Ты примешь кулинарный удар на себя.
– Добрая ты моя. – Саша поцеловал меня в висок.
– Нет, у нее все вкусно получается, клянусь! Просто столько съесть я уже не в состоянии.
– Она выздоровела?
– Да. Как сказал один древний лекарь – болеть долго нельзя! Надо или умирать, или выздоравливать. Она выздоровела, к счастью, – радостно засмеялась я. И тут же подумала – наверное, я веду себя как дурочка. Ну и ладно, я и правда рада тому, что Ирина преодолела какой-то неприятный этап своей жизни.
Саша вдруг заговорил странным тоном, словно о чем-то мучающем его давно:
– Помню, читал как-то про одного гонщика… он разбился, шесть лет в коме, больше десяти лет в неподвижном состоянии. Это ужасно – гонщик, вся его жизнь – это скорость… а тут полная неподвижность. Так вот, писали, что семья потратила на его лечение более семидесяти миллионов евро. Две виллы и частный самолет ушли на оплату врачей. Продана коллекция часов. В год семья тратит на медицинские услуги больше семи миллионов евро. Платят лучшим врачам мира, чтобы облегчить его состояние. Почти без результата.
– Ты считаешь чужие деньги? – с изумлением спросила я.
– Да, – спокойно ответил Саша. – Потому что лично я бы не хотел, чтобы меня спасали такой ценой, и я не только про деньги. Лучше бы дали мне спокойно умереть. Ну ладно если эти миллионы – не последние… а если ничего больше нет? Я матери сказал, чтобы меня не спасали, если врачи скажут, что я безнадежный.
– Глупый, глупый… – возмутилась я. – Ведь без надежды никак!
– Нет, понятно, что нельзя на больном человеке сразу ставить крест, надо попытаться поставить его на ноги, предпринять какие-то попытки… не бросать его, а стать поддержкой. Но если прошли годы, годы! – а прогресса все нет, то смысл мучить еще живого страдающего человека?
– И что ты предлагаешь?
– Я бы предпочел умереть, а не жить овощем. Не хочу становиться в тягость родным, не хочу, чтобы мои деньги, мое имущество шли не моим родным, не моим детям, а на сторону куда-то. В некоторых случаях – даже шарлатанам, наживающимся на чужом горе. Понимаю, это все слова, их нельзя проверить. И миллионов у меня нет и не будет. Но… – он не договорил, махнул рукой, отвернулся.
– Жена его любит, она, наверное, не может отпустить его, – сделала я предположение.
– Это точно любовь, а не какое-то другое чувство? – с вызовом произнес Саша. – Это точно осознанное решение, а не клубок из противоречий – чувства вины, жалости, стыда, страха, власти и прочего? Богатство – это точно благо в этом случае? По мне, самая счастливая жизнь перечеркивается вот таким финалом. Иногда счастье – это быстрая и безболезненная смерть. Все мечтают о деньгах, о великой неземной любви, славе… Но не о легкой смерти. Иногда смотрю передачи о каких-нибудь знаменитостях, и там все сначала красиво и вдохновляюще… а потом бац, про последние годы жизни известного человека – вот такое, и сразу тоска, когда понимаешь, что все тщета и тлен.
– Ну и что ты предлагаешь в случае того гонщика? – устало спросила я. – Эвтаназию?
– Нет, – решительно возразил Саша. – Я в такой ситуации, почти абсолютно безнадежной, полагался бы на паллиатив, на облегчение страданий, но не на искусственное, настойчивое продление жизни.
Мне стало не по себе. И тут я чихнула.
– Замерзла? – встрепенулся, точно опомнился, Саша, принялся натягивать на меня куртку.
– Мне не холодно, это у меня аллергия на цветение… – вяло ответила я. – А ты знаешь, говорят, есть четыре главных фактора, значительно увеличивающих вероятность возникновения онкологических заболеваний. Это курение, злоупотребление алкоголем, ожирение и папилломавирусы человека. Причем женщины больше подвержены раку из-за ожирения и папилломавируса, а мужчины – из-за курения и алкоголя. А еще говорят, что крайне канцерогенные папилломавирусы поражают сексуально активных людей. Но важнее всего – отказаться от курения.
– Это твой пунктик – ЗОЖ, я знаю, – засмеялся Саша. – начиталась всякого в Сети…
– Мы живем в мире, в котором через секс и даже поцелуи можно получить глисты, папилломы, кондиломы, бородавки, кариес, парез лица… А еще лишай, ЗППП, ВИЧ, гепатиты… Если не повезет, можно перенять вредный микробиом: бактерии из кишечника
