Шрифт:
Закладка:
Зал был на двести мест. И почти все места были раскуплены. Кто бы мог подумать, что у заболотцев такая могучая тяга к искусству.
На сцене стоял чёрный рояль. Я хотел попросить, чтобы его отодвинули за кулису, но выяснилось, что у Насти за спиной ещё и музыкальное образование и она в совершенстве владеет этим инструментом. Поэтому решили, что она весь вечер будет нам аккомпанировать.
Ах, как эффектно смотрелась она, огненно-рыжая, в красном платье, за чёрным роялем!... Должно быть, именно тогда я окончательно осознал, насколько Настя Заречная красива.
…Под совершенно неуместный «Полонез Огинского» я бравым шагом вышел на сцену и, снисходительно переждав шум аплодисментов, начал свою речь громко и пафосно:
- Добрый вечер, дорогие зрители! Я вижу, здесь собрались истинные ценители прекрасного. Но, как поётся в старой песне: мы к вам заехали на час! И сегодня перед вами выступят – не побоюсь этого слова – настоящие звёзды, народные и заслуженные артисты Украины, лучшие актёры нашего театра. От стариков и до молодой поросли…
И так далее, в том же духе… Даже не знаю, откуда во мне появилось столько наглости? Наверное, она всегда присутствовала в глубине моей невинной души, но спала, ожидая таких экстремальных условий.
В принципе концерт прошёл, что называется, на высоком идейном уровне. Танелюк прочёл монолог Фамусова, Крошкин рассказал несколько анекдотов, Бурмака показал малопонятную пантомиму под названием «Марсиане», а я криво-косо прочитал монолог Гамлета. Правда, финал монолога я забыл, но с умным видом продолжал нести какую-то ахинею, придерживаясь александрийского стиха. В финале все вчетвером мы лихо исполнили матросский танец под «Собачий вальс» в исполнении Насти. Как оказалось, без нот она могла исполнять только две мелодии: «Собачий вальс» и «Полонез Огинского». Впрочем, исполнение матросского танца под «Собачий вальс» могло бы трактоваться как неожиданное, новое театральное веяние в стиле Жолдака или Романа Виктюка.
Публика была в восторге. К тому же, как оказалось, половина из них перед выступлением хорошенечко подготовилась, разогрев себя посещением ближайшего сельмага.
Антон Васильевич был доволен настолько, что по-отечески облобызал каждого из нас, включая вновь заикавшего Бурмаку. Заречную он держал в объятиях чуть дольше остальных, но его можно понять – председатель был мужчиной, а Заречная действительно была прекрасна.
Я почувствовал лёгкий укол ревности, и это удивило меня – ведь я даже свою бывшую жену не ревновал, хотя и любил её, как мне казалось, сильнее, чем политики власть, а поэты - славу.
На уговоры остаться на ночь в Заболотном мы не поддались и немедленно отправились в дорогу.
Уезжая, Бурмака расстроенно заметил:
- Я бы мог этим селянам рассказать о размножении членистоногих… Но ведь не оценили бы… Как считаешь, командор?
Я кивнул:
- Убеждён.
И, подумав, добавил:
- Расскажешь нам. Это не даст тебе уснуть во время езды.
Крошкин шепнул мне:
- Но это явно усыпит нас.
Я шепнул в ответ:
- Мы не за рулём. Подремлем.
Глава 4
Днём мы въехали в Судак, словно победители в поверженный город. Мы все были переполнены энтузиазма. Только Бурмака имел бледный вид и красные глаза.
Около получаса колесили по городу в поисках улицы Ленина. Наконец были найдены и улица, и нужный дом. Казалось, цель достигнута. Однако посланный к бабушке за Верой и деньгами Крошкин вернулся через десять минут и просто потряс нас следующей информацией. Вера и её любовник были здесь вчера, но сегодня утром укатили в Ялту на концерт Григория Лепса.
- Да в рот бегемот! – озвучил нашу общую мысль Танелюк и в отчаянии забился лбом о ветровое стекло.
Я попытался сохранить хладнокровие самоубийцы:
- Едем в Ялту, - сказал я. – Заодно поглядим на домик Чехова.
- Нет, - отказался Бурмака. – Я должен поспать, у меня кипит мозг.
Поразмыслив несколько секунд, я решил:
- Ладно. Ты ложись, отдыхай, а мы пойдем, окунём наши грешные тела в вечные воды Чёрного моря. В конце концов, пара часов все равно ничего не меняют.
- Я хочу есть, - капризным тоном заявила Настя.
Я отрезал:
- Кушать перед водными процедурами вредно для организма.
Бурмака остался высыпаться в машине, а мы отправились на поиски бесплатного пляжа.
На бесплатном пляже народ лежал чуть ли не друг на друге. Множество варёных тел реально заградили свободный путь к воде. Пришлось переступать через них осторожно, как цапля. В самой воде народу тоже было, как на митинге. Нельзя было нырнуть, чтобы под водой не уткнуться в чей-нибудь пах.
Купальника у Насти не было. Её это, впрочем, не смущало. Она купалась топлесс. Из-за чего многие мужики, загоравшие на берегу, вынужденно перевернулись на животы. Настин бюст притягивал взор, волновал плоть и усиливал сердцебиение.
Думаю, именно по причине перевозбуждения Шура Крошкин долго не вылезал из воды и пытался не смотреть на улёгшуюся загорать Заречную.
Седой не купался. Он даже брюк не снял, только рубашку. Его волновали не Настины прелести, а непристойно дефилирующие мимо торговцы пивом. Когда они рекламно выкрикивали «Пиво! Холодное пиво!», он судорожно сглатывал слюну и тихо постанывал.
- Эх, Настя, - шутливо сказал я Заречной, - если б не эта сумасшедшая погоня за золотым тельцом, я бы остался с вами тут навсегда и построил бы хижину где-нибудь там, у основания вон той горы.
- Я не согласилась бы жить в хижине, - серьёзно ответила Настя.
Я рассмеялся:
- Со временем я бы выстроил дворец.
- Ты архитектор? – спросила она. - Или фантазёр?
- «Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…»
- То есть фантазёр.
- Значит, я могу строить воздушные замки.
- Только не со мной.
- Жаль. У нас могли бы получиться красивые дети.
- Дети – не моя цель.
- При чём здесь цель? Я говорю о процессе.
- Ты кобель?
- Ну, в общем-то, да. Как всякий мужчина, я становлюсь им всякий раз в присутствии красивой женщины.
- Ты Казанова. Я это сразу поняла.
- Скорее Дон Жуан. Ведь меня одолевает не похоть. Меня гложет чувство…
- Чувство любви?
Тема разговора становилась опасной. Поэтому я осторожно возразил:
- Чувство одиночества. А также чувство долга. Перед потомками.
Глава 5
Мы прибыли в Ялту в двадцать сорок пять. И бросились в Дом культуры
