— Я не допущу, чтобы меня убили. Я буду держаться подальше от посторонних глаз, — он выдерживает мой взгляд со странной трезвостью. Искренностью, которая совсем на него не похожа. — Я не совершу какую-нибудь глупость и не оставлю тебя здесь одну. Я обещаю.

Я киваю. Я верю ему. И я также знаю, что он прав — нам нужно больше информации, прежде чем мы сможем решить, что делать.

Может, все не так плохо, как кажется. Может, наши люди смогут дать отпор и отвоевать лагерь. Может, нам даже удастся вовремя затащить Ноя в бункер и спасти его.

Нет никаких причин ожидать худшего.

— Хорошо, — говорю я. — Я ловлю тебя на слове. Возвращайся так быстро, как только сможешь. Я не справлюсь без тебя.

Грант открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но затем снова закрывает его. Он так часто это делает. Как будто он всегда мешает себе сказать то, что хочет выразить, и это никогда не расстраивало меня сильнее, чем сейчас.

Вместо того чтобы заговорить, Грант наклоняется вперед и коротко, крепко целует меня. А потом уходит прежде, чем я успеваю осознать, что произошло.

Мне ничего не остается, как вернуться к Ною.

Он все еще почти не в себе, но беспокойно ворочается. Он выглядит еще бледнее, чем раньше. Ему нужна операция. Переливание крови. И мы никак не можем ему этого дать.

Я протягиваю руку, чтобы схватить остатки окровавленной рубашки, которую мы сорвали с него. Я нахожу самый чистый лоскуток ткани и отрываю его. Затем смачиваю его водой и вытираю пот с его лица.

Это не приведет ни к чему стоящему, но мне нужно чем-то заняться.

Через несколько минут — а может, и больше, поскольку я слишком ошеломлена, чтобы следить за временем — его глаза распахиваются.

— Оливия, — хрипло бормочет он.

Я улыбаюсь.

— Да.

— Ты в порядке?

— Я в порядке. Это в тебя стреляли.

— Я пытался… посмотреть, смогу ли я кого-нибудь спасти. Но все они были в… бункере… или мертвы.

У меня снова сжимается горло. Сейчас он выглядит таким слабым и бледным. Я вытираю его лицо влажной тряпкой.

— Ты отлично справился. Ты забил тревогу. Ты спас большинство из них. Ты действительно хорошо справился.

— Да?

— Да.

— Рад, что с тобой все в порядке, — он делает такой хриплый вдох, что это пугает меня. Похоже, его легкие полны жидкости.

Он не выживет. Возможно, не проживет даже минуту.

— Ты всегда была… — Ной кашляет, и я хнычу, когда вижу, что он кашляет кровью.

Я стараюсь стереть ее, насколько возможно.

— Все в порядке, — шепчу я. — Все будет хорошо, — не будет. По крайней мере, для него. Теперь я знаю это наверняка.

Его тело внезапно смягчается, но не хорошем смысле. Он как будто обмякает. Не может пошевелиться. Его глаза все еще сфокусированы на моем лице, и на лице почти, почти появляется его милая улыбка.

— Ты всегда была самой красивой девушкой, которую я когда-либо знал.

Слезы текут по моим щекам, пока я продолжаю вытирать его щеки и рот. Впрочем, это не имеет значения. Его глаза закрываются.

Он больше их не открывает. Он не шевелится. Еще через пару минут его грудь перестает хрипло подниматься и опускаться.

Он скончался.

Я сижу рядом с ним на коленях и остаюсь там надолго. Так долго, что мои ноги затекают, и начинается покалывание. Мои плечи продолжают сутулиться, а комок в горле продолжает расти, и затем без предупреждения я сгибаюсь, падая вперед с рыданиями, которые причиняют настоящую боль, разрывая мое горло.

Я рыдаю не так уж долго, когда до меня доносится слабый звук приближающегося двигателя. Затем шаги позади меня.

Это Грант. Я знаю, что это он. Я пытаюсь выпрямиться и перестать плакать, но не могу.

— Черт, — Грант опускается на колени рядом со мной и приподнимает мою голову и верхнюю часть туловища, чтобы видеть мое лицо. Он быстро осматривает меня, а затем протягивает руку, чтобы пощупать пульс Ноя.

Он быстро оценивает то, что я уже знаю. Ной мертв.

— Мне жаль, — он снова смотрит на меня. Все еще обнимает меня одной рукой, обхватившей мой затылок. — Ты ничего не могла для него сделать.

— Я… знаю, — мне приходится выдавливать из себя слова. Я все еще беспомощно всхлипываю, и мне это не нравится, потому что обычно я такой не бываю.

Грант притягивает меня к себе, пока я не зарываюсь лицом в его рубашку, и крепко обнимает меня одной рукой.

Я так не плакала с тех пор, как умер мой отец. Я не уверена, почему сейчас не могу остановиться. Но мне лучше, когда Грант обнимает меня вот так. Его сильная и крепкая ладонь покоится на моем затылке, а другая его рука почти до синяков обхватывает меня за талию. Это именно то, что мне нужно чувствовать прямо сейчас.

Через пару минут рыдания начинают стихать — больше от усталости, чем от чего-либо еще. Я остаюсь безвольно прижатой к нему. Я не хочу шевелиться, и, честно говоря, не уверена, что способна на это.

От Гранта сильно пахнет. Потом, грязью и слегка пепельным воздухом снаружи. Это не очень приятный аромат, но мне он все равно нравится. Он кажется безопасным, сильным и знакомым.

Это его запах.

— Ты в порядке? — спрашивает Грант тем хриплым голосом, который выдает, что он что-то чувствует.

— Да, — я вздыхаю и заставляю себя выпрямиться. — Я в порядке.

Наконец он разжимает объятия. Его голубые глаза изучают мое лицо.

— Я похороню его так хорошо, как только смогу. Затем нам нужно найти место для ночлега побезопаснее этого.

— Куда мы пойдем? — спросил я.

— Полагаю, в «Новую Гавань», — он потирает лицо и заднюю часть шеи. — Если для нас не будет кровати, мы можем переночевать в сарае. По крайней мере, там будет безопасно, пока мы решаем, что делать

— Что ты выяснил? — спрашиваю я, понимая, что есть важные вещи, которые совершенно вылетели у меня из головы. — Наши люди в безопасности в бункере?

— Похоже, что так оно и есть. Я думаю, что большинство из них добралось туда. Я видел около двадцати тел.

Я взвизгиваю от такой цифры.

— Не все из них были нашими людьми, — быстро продолжает он. — Наши охранники обезвредили многих нападавших. Это было похоже на Волчью Стаю, но это слишком много для одной стаи. Возможно, несколько