Я ей так сказала, чтобы она не переживала. Вряд ли трехлетнему ребёнку всё объяснишь.

– Серьезно заболела?

Несмотря на то что бабушка теперь для него совершенно чужой человек, заметно, как он за неё переживает. Напрягся, даже вена на лбу проступила.

– Сердце шалит, – сминаю от нервов салфетку. В последний раз вот так по душам мы говорили у меня в кабинете. И потом я уснула, избежав лишних бесед. А сейчас что делать? Неловкость и так не отпускает после нашей недавней встречи. – Хотела предупредить тебя, что воспользуюсь счетом, но не успела.

Или просто не могла собраться с духом.

– Это твои деньги, ты не обязана отчитываться.

Не мои. Ни капельки. В браке мы купили несколько квартир, а при разводе он продал их и оставил деньги мне. Хотя все до копейки принадлежало ему.

– Все равно. Ты должен был знать, – дёргаю плечами и подпираю голову рукой.

– Помощь нужна? – летит неожиданный вопрос. У него самого сейчас проблем выше крыши с опекой, а он нам лезет помогать. – Есть хорошая клиника, помогу оплатить лечение.

– Нет-нет, все нормально, – останавливаю его, снова выпрямляясь. Не могу усидеть на месте. – Я же сняла нужную сумму. Нам должно хватить.

Не сразу замечаю, как моя маленькая принцесса внимательно смотрит на своего отца.

– Дядя добый, – шепчет с восхищением. Кажется, в голубых глазах даже мелькают сердечки, которые рисуют персонажам в мультиках.

Да уж, добрый…

Сердце щемит от одной мысли, что из-за него я чуть не лишилась своего сокровища.

– Это с виду, – усмехается Леон, подняв ладонь и ласково потрепав Полю по светлой макушке.

– Нет, добый, – напирает на него. – Ты тобак лю. Зека.

– Джека, – подсказываю ему, чтобы не надумал лишнего.

– Я понял. Не зэков же, – не стирая улыбки с лица, продолжает он. Так и хочется закатить глаза. Вот и помогай людям!

– Как он, кстати? – при воспоминании о лабрадоре на душе теплее становится. Столько перетерпел, солнышко. Должен уже не болеть.

– В порядке.

Тем для общения мы больше не находим. Минутная тишина – и нам приносят наш заказ. Пуговка уминает макароны с тефтельками за обе щёки, смакуя и повторяя, как вкусно. Хоть старается есть аккуратно, все равно проносит пару ложек мимо рта.

– Зайка, аккуратнее, – подаюсь вперёд, вытирая ей ротик и смахивая остатки пищи со стола. – Дядю запачкаешь.

– Лучше меня, чем тебя, – врезается взглядом в мое белое летнее платье, купленное совсем недавно. Надела его сегодня впервые. Удобное, без декольте, но без рукавов. Теперь от пристального внимания Новака и жадного взгляда его ледяных глаз мурашки бегут по плечам.

– И то правда, – быстро присаживаюсь на место, смутившись.

– Ма касивая, – довольно тянет моя зайка. Иногда жалею, что она у меня такая болтливая и умная в три года. Слишком много говорит!

– Красивая, – соглашается с ней Новак, смотря только на малышку. Его интерес к ней напрягает. Уже в курсе, чья она? Захотел бы, сразу бы узнал. Деньги и власть у него есть.

– Ой, ма! – лепечет Пуговка, случайно макнув нос в тефтельку и испачкав его в томатной пасте. Тут же начинает истерить и звать меня. Конечно, принцессы же не могут ходить грязными! Тянусь за влажной салфеткой в сумочку, а мужчина уже берёт сухую и вытирает ей нос.

– Паника у девочек в крови? – не может сдержать тёплой улыбки.

Дочка активно кивает, явно не зная, что значит «паника».

А я… Впервые его вижу таким добрым и заботливым с ребёнком. Нет, раньше он не «фукал» на детей и не убегал, отряхиваясь только от того, что они с ним рядом постояли. Но всегда был холоден. Не проявлял заботы. И вообще, смотрел так, будто они мусор под его ногами.

Сейчас все не так.

Они будто хорошие друзья.

Леон не относится к ребёнку с омерзением, как раньше. И не игнорирует.

Неужели и правда изменился? Стал старше, или Матвей так изменил его жизненные принципы?

– И папу исет, – вдруг выпаливает моё чадо.

Зависаю.

Что она только что сказала?

Даже Леон выгибает бровь вопросительно. Но на меня не смотрит.

– А где твой папа?

– Он оказался козлом, – выпаливаю рефлекторно. Зато правду! Ни грамма лжи! – Вот и не сложилось.

– Ко-ёль, – по слогам произносит Пуговка. Чуть не бью себя по лбу. Что я болтаю при ребёнке!

– Это плохое слово, – встревает Новак. – Нельзя его говорить.

– Низя?

– Не-а. Мама ругаться будет.

– Будешь? – голубые глазки беспокойно смотрят на меня.

– Буду, – подтверждаю в ответ.

Она быстро подносит пальчики к губкам. Закрывает на замочек ротик и выкидывает ключик в сторону.

Я должна облегченно выдохнуть, но не получается. Сижу как на раскалённых углях. И всё из-за душащей меня вины.

– Прости, – наконец, собираюсь с силами и произношу.

Леон обхватывает пальцами ручку чашки и, сделав глоток, уточняет:

– За что?

– За то, что тогда наговорила в клинике. Сорвалась, что обычно мне несвойственно.

Во время брака и даже когда подавала на развод, я не сказала ничего лишнего. Не выплескивала весь яд, хранившийся во мне. А тут… Сама не знаю, что на меня нашло. Машинально, когда речь зашла про дочь.

«Защитить» – единственное слово, что билось тогда в голове.

– Не переживай. Позлился час – и отлегло. Знал, что ты не со зла. Но свою вину потом искупишь.

Да, и я уже примерно знаю, как.

Поглядываю на Пуговку. И снова на бывшего мужа.

Он изменился. Факт. Если раньше это казалось невозможным, то Новак, сидящий передо мной, уже не тот, который отправлял меня на аборт. Будто два разных человека.

– Леон, – боюсь даже произнести его имя. Но делаю это, смакуя на языке. Красивое и необычное. – Давай в качестве извинений и благодарности за деньги я попробую помочь тебе с Матвеем.

Глава 28

Вероника

– Ты же в курсе, какая помощь требуется, – напряженно цедит, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку дивана. Только сейчас замечаю, что он официально одет. Сорвался с работы?

– Да, – кивнув, смыкаю пальцы на