торговле, в задачи которого входила подготовка II Международной конференции по вопросам торговли и пропаганда итогов МЭС. Комитет был также призван передать предстоявшей Сессии Генассамблеи ООН резолюцию МЭС с прямым требованием созыва ООН Межправительственной конференции содействия мировой торговле. Однако вскоре после завершения работы МЭС советская сторона без каких-то видимых причин стала постепенно отстраняться от работы этого Комитета. Уже в конце июля 1952 года М. В. Нестерова скосила «дипломатическая болезнь», и он начинает явно избегать участия в заседаниях Бюро Комитета и контактов с Робером Шамбейроном. Более того, по указанию В. М. Молотова в конце ноября 1952 года был остановлен поквартальный взнос СССР в кассу Комитета в размере 48 тыс. инвалютных рублей[158]. Тот же М. А. Липкин и другие авторы либерального толка связывают это с тем, что именно тогда в Кремле «опять стали брать верх сторонники конфронтации с Западом», поэтому Москва сама дезавуировала многие собственные инициативы, в частности развитие торговли товарами ширпотреба. Иными словами, первоочередная цель МЭС о «прорыве торговой блокады» и реальной «перестройке мировых торговых отношений» так и не была реализована в полной мере прежде всего «из-за явного противоречия между проводимой И. В. Сталиным антизападной кампании внутри страны и попытками создать благоприятный образ СССР в мире»[159]. В целом же М.А. Липкин и Ко положительно оценивают работу МЭС, поскольку, по их мнению, «это была первая попытка приоткрыть "железный занавес"», повернуть саму логику международных отношений на путь «мирного сосуществования» и «предотвратить углубление военно-политической интеграции» США и Западной Европы. И, хотя это Совещание не привело к скорейшему достижению поставленных целей и задач, оно «обогатило советскую внешнюю политику свежими идеями, легшими в основу внешней политики страны в период Хрущева и Брежнева».

Вместе с тем оппоненты данной точки зрения абсолютно справедливо говорят о том, что именно Запад подтолкнул Москву к проведению такой политики, в частности подписанием в 26 мая 1952 года Боннского сепаратного договора с ФРГ. Более того, многие из них, в частности тот же В. Ю. Катасонов, утверждают, что на этом Совещании советская сторона попыталась в противовес политико-экономической экспансии США создать общий рынок товаров, услуг и инвестиций социалистических и развивающихся стран без долларовых расчетов. Таким образом, именно на МЭС де-факто началось формирование общего «недолларового» рынка, и лично И. В. Сталин, совершенно верно оценив высокий уровень поддержки данной задачи, активизировал работу на этом важном направлении. Поэтому в феврале-марте 1953 года по предложению Москвы в столице Филиппин Маниле состоялось региональное экономическое совещание стран Южной Азии и Дальнего Востока, и одновременно началась подготовка к проведению подобных региональных конференций в Аддис-Абебе, Тегеране, Буэнос-Айресе и даже в Хельсинки. Однако смерть вождя похоронила и этот перспективный проект по инициативе Н. С. Хрущева, так и не сумевшего понять его стратегических целей и задач[160].

4. Создание ракетно-ядерного щита советской державы

Как справедливо констатировали многие известные мемуаристы, ученые, писатели и публицисты (Б. Е. Черток, И. А. Серов, Я. И. Голованов, Н. С. Симонов, Ю. Н. Смирнов, А. Б. Безбородов, И. В. Быстрова, Д.В. Кобба, Р. А. Белоусов, В. С. Губарев, А. С. Галушка[161]), чьи работы по вполне понятным причинам могли появиться на свет и стать достоянием широкой общественности только в постсоветскую эпоху, особое место в послевоенный период высшее советское руководство отводило развитию военно-промышленного комплекса и в первую очередь решению «атомной проблемы».

а) Спецкомитет № 1

Хорошо известно, что первые работы по «атомной проблеме» начались вскоре после окончания Гражданской войны в ряде научных организаций Российской Академии наук, прежде всего в Ленинградском радиевом институте, основанном академиком В. И. Вернадским, который еще в феврале 1922 года откровенно заявил о том, что возглавляемый им «Радиевый институт должен… направлять всю работу на овладение атомной энергией», ставшей «самым могучим источником силы, к которому подошло человечество в своей истории». Тогда же в недрах этого Института были созданы и ряд научных лабораторий, где под руководством В. Г. Хлопина, Г. А. Гамова, И. В. Курчатова, Л. В. Мысовского и других талантливых ученых начались практические работы по изучению физики атомного ядра, итогом которых стало создание первого советского (и европейского) циклотрона. Чуть позже, в самом начале 1930 года, к этой важной работе активно подключились и другие академические структуры, в частности Ленинградский физико-технический институт под началом академика А. Ф. Иоффе, Московский институт химической физики во главе с академиком Н. Н. Семеновым и Харьковский физико-технический институт во главе с профессором И. В. Обреимовым.

Затем в конце ноября 1938 года, когда был накоплен богатый массив теоретических и практических открытий, Президиум АН СССР принял специальное Постановление «Об организации в Академии наук работ по исследованию атомного ядра», на основании которого была создана Постоянная комиссия по атомному ядру в составе академика С. И. Вавилова (председатель), академика А. Ф. Иоффе и докторов физико-математических наук А. И. Алиханова, И. В. Курчатова, И. М. Франка, В. И. Векслера и А. И. Шпетного[162]. Первоначально все работы по атомному ядру велись в открытом режиме и сопровождались активной публикацией научных работ В. Г. Хлопина, Л. В. Мысовского, А. П. Жданова, Н. А. Перфилова, Г. Н. Флерова, К. А. Петржака и других ученых. Однако уже в июле 1940 года все исследования по атомной проблеме были строго засекречены и под руководством академика В. Г. Хлопина создана «Урановая комиссия Президиума АН СССР», вплотную занявшаяся разработкой атомной бомбы, первый проект которой был создан в конце 1940 года в Харьковском физико-техническом институте под руководством профессора Ф. Ф. Ланге. И хотя академик В. Г. Хлопин дал отрицательный отзыв на этот проект, сам факт начала практических работ по созданию советской атомной бомбы был крайне показателен и опровергает устоявшееся мнение о том, что советская атомная бомба была создана исключительно благодаря усилиям советской нелегальной разведки, выкравшей все ее секреты в США.

Между тем уже в сентябре 1941 года по каналам ГРУ Наркомата обороны СССР (А. П. Панфилов) и Первого Управления НКВД СССР (П. М. Фитин) в Москву стала поступать первая и очень важная разведывательная информация о проведении в США и Великобритании таких же секретных работ по использованию атомной энергии для военных целей и созданию атомной (урановой) бомбы огромной разрушительной силы. Одним из самых важных документов, полученных по каналам советской нелегальной разведки, стал подробный отчет британского Комитета Military Application of Uranium Detonation («Комитет MAUD», или «Комитет Томсона») о работах по