— Возьмите деньги! — решительно сказала она. — И уговорите его вернуться домой, прошу вас…

— Пожалуйста, не заставляйте меня, — попросила я. — Ваш брат не бедствует, честное слово! И он вернётся, сам вернётся, поверьте…

Она сменила тему.

— А что, этот мальчик, Артём Суворин, часто у вас бывает?

— Каждый день, — вздохнула я.

Это была правда. С Лариской или без Артём являлся ежевечерне. Он ещё и ревновал, откровенно и навязчиво, причём сильнее всего, когда мы сидели над прогнозами экспериментов. Юрка над ним потешался. Ад это временами был просто кромешный. Потому что Артём принимался язвить и хамить, а хуже всего было то, что он начинал вворачивать в свою речь испанские словечки и регулярно вгонял меня этим в депрессию, выйти из которой стоило труда.

— Что-то я не вижу тут салфеток, — сказала вдруг Люба. — Полиночка, вы не могли бы сходить?

Я пожала плечами и отправилась к соседнему столику за салфетками. Когда вернулась, увидела на нашем столике салфетницу за кувшином со сливками.

— Ах! — сказала Люба, заметив мой взгляд. — Я такая рассеянная. Простите, Полиночка. Я очень переживаю за Юру…

Ну, что на это можно было ответить? Я сгребла свои вещи и взмолилась:

— Любовь Георгиевна! У меня экзамен!

— Да конечно-конечно, — пробормотала она. — Простите меня, пожалуйста, — и повторила. — Я очень волнуюсь за Юру… Скажите ему об этом!

— Я передам, — пробормотала я и стала оглядываться в поисках официантки.

— Я заплачу за ваш заказ, — сказала Люба. — Не волнуйтесь.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я и рванула в универ.

Отправив меня за салфетками, Люба впихнула мне в сумку свои деньги. Их я и обнаружила первым делом, когда вошла в аудиторию, где шёл экзамен, и полезла за авторучкой. Требовалось по правилам оставлять сумки возле Чингачгука, на редкость мрачного и желчного сегодня.

Я взяла билет и села готовиться. Вот только этот разговор с Любой не шёл из головы. Он был какой-то странный. Она ведь то почти заискивала, то практически угрожала. И ещё эти деньги… Я никак не могла сосредоточиться, и когда подошла моя очередь отвечать, начала позорно мямлить на радость воспарившему вдруг Змееву. Он отрывисто принялся закидывать меня вопросами, не давая возможности сконцентрироваться ни на одном. Я сначала ещё пыталась отвечать, но в конце концов замолчала и только тоскливо ждала, когда он закончит резвиться.

— Возьмите вашу зачётку, Гаймуратова, — сказал Чингачгук. — Придёте в следующий раз.

Я схватила зачётную книжку и пошла прочь. Я никак не могла понять, что со мной происходит. Из меня будто душу выпили. Я ощущала невероятную растерянность и была подавлена всем происшедшим. Толпа в коридоре ахнула, когда я сообщила, что завалила экзамен.

— Да чего удивляться, — сочувственно сказала Снежка. — Он на тебя весь семестр кидался…

Я стала объяснять, что дело не в преподавателе. Но все принялись вдруг обсуждать, как Змеев на меня всё время пялился и как придирался. Я беспомощно умолкла.

— Ой, — сказала вдруг Снежка. — Артём… С кем это он?

Я посмотрела вдоль коридора и действительно увидела Суворина. В следующую секунду я широко распахнула глаза. Рядом с ним вышагивал Женька Корнеев. Бог мой, он стал такой огромный! И до невероятности элегантный. Мальчишки увидели меня.

— Полька! — крикнул Артём. — Смотри, кого я тебе привёл!

Я обрадовалась. Вот никогда не думала, что вдруг обрадуюсь Евгену, но это случилось. Мы обнимались и торопливо забрасывали друг друга вопросами, когда меня нашли Юрка и Лариса. Выяснилось, что пока я тут завтракала с Любой и заваливала экзамен, они инициировали процесс синтеза образца, с которым нам предстояло работать, и даже успешно провели активный этап.

— Я думал, ты тут рыдаешь, — хмуро сказал Юрка, — А у тебя веселье вовсю! Где ты была всё утро?

Я вспомнила, извлекла из сумки деньги и протянула ему.

— Вот, — начала я. — Я виделась с Любовью Георгиевной…

— Вы уже сказали ему, Полиночка? — услышала я.

Эта Люба была здесь же. Она только что вышла с выпускающей кафедры, и теперь стояла в нескольких шагах от нас. Юркина сестра деликатно улыбалась и украдкой рассматривала Женьку. Верный себе Корнеев приосанился, откинул назад пшеничную гриву и слегка кивнул женщине. Дженьтельмен, блин… Я открыла рот, чтобы ответить Любе, но она перебила.

— Ну, раз всё выяснилось, спасибо. Юра, ты идёшь домой? Пошли, я на машине.

Юрка вытаращился на неё и процедил, что никуда идти не намерен. Люба вдруг будто увеличилась в размерах. Она медленно и плавно развернулась в мою сторону. Я стояла перед ней как дура с пачкой денег в руках. У Любы взлетели вверх брови.

— Дорогая моя! — произнесла она холодным тоном. — Мы ведь договорились! Я заплатила вам за ваши услуги. Что ещё вы хотите?

Я непонимающе уставилась на неё. В окружавшей нас толпе раздались смешки.

— Ты взяла у неё деньги?! — в холодной ярости выпалил Юрка.

— Нет, я, — попыталась я объяснить.

— А это что? — точно таким как у Любы заледеневшим тоном поинтересовался он. — Так ты продалась ей? Чтобы меня как идиота несмышлёного всему обучить…

Он растолкал однокурсников и свирепо зашагал прочь. Я посмотрела на Любу. Она… торжествовала. Я повела взглядом по окружающим лицам. На всех наблюдалось одинаковое выражение острейшего любопытства и какой-то брезгливости что ли. У меня перехватило дыхание. До меня вдруг дошло, о чём только что заявила во всеуслышание эта отвратительная тётка. За что? Что я ей сделала? Рука непроизвольно взлетела. Я кинула ей в физиономию деньги и хотела сказать что-то гневное и язвительное, но все мои намерения смыли подлые слёзы.

— Полька!

Я почувствовала, как Артём хватает меня в охапку.

— Вы оскорбили девушку, мадам, — услышала я тягучий голос Евгена. — Вам лучше бы извиниться…

— Вы тоже её клиент? — нагло поинтересовалась эта баба.

— Пошли отсюда, — прямо в ухо сказал мне Артём.

Я покорно дала себя увести. А перед уходом успела услышать вкрадчивый Женькин вопрос: «Мадам, вам ещё не приходилось участвовать в судебных процессах о защите чести и достоинства?..»

— Сейчас он её размажет по стенке, — сообщил мне Артём. — Ты ведь помнишь, на такие штуки Евген большой мастер…

Но я никак не могла успокоиться. Господи, да почему же я оказалась такой дурой?! Да зачем я вообще связалась с этим Марковым и с его безумным семейством?! Артём затормозил.

— Ты мне заплакала всю рубашку. На вот платок. Уверен, у тебя одни только эти понарошечные бумажные салфеточки…

— Гаймуратова! — раздался над нами ещё один трубный глас.

Я вздрогнула и подняла