– Раз людей много, значит, вкусно и дёшево, – рассудил Андрей. – Лёня, Маша, ищите свободный стол и занимайте. А мы с Маратом пойдём выяснять.

Марата он брал с собой в качестве переводчика. Да и просто тянулся к нему из всей компании больше всех, такому же решительному и в то же время спокойному, как он сам. Лёньку всё время хотелось пожалеть. Ну а с Машей всё понятно: она единственная девочка в их рыцарском обществе, её по умолчанию нужно опекать.

Но переводчик даже не потребовался, над стойкой бара висела грифельная доска, на которой мелом было нарисовано всё меню: бокал пива с высокой пеной и тарелка с бутербродами. А рядом обозначалась цена, примерно четверть суммы, выданной им в качестве суточных.

Андрей протиснулся к стойке, показал бармену четыре пальца и выложил деньги, прежде чем Марат успел опомниться. Бармен невозмутимо выставил перед ними четыре тяжёлые кружки и четыре тарелки.

– Забирай еду! – велел Андрей, подхватывая кружки.

– Я тебе сейчас отдам. – Марат не без труда составлял тарелки одна на другую.

– Не надо мне ничего. Ты на туфли собираешь.

– Можно подумать, тебе туфли не нужны.

– Мне не нужны, – совершенно искренне ответил Андрей. – Я вообще не собираюсь их иностранное шмотьё везти. Я же член партии. Представь, на таможне чемодан откроют, а там тряпки капиталистические.

– Ещё ни одному члену партии билет не мешал везти капиталистические тряпки через таможню, – усмехнулся Марик. – Даже, наоборот, помогал. Ладно, разберёмся.

Их появление за столиком встречали разве что не аплодисментами. Машка аж взвизгнула, увидев тарелки. Каждая была наполнена до краёв: бутерброды с колбасой и копчёным мясом, которое Марик авторитетно обозвал беконом, куриные крылья, ломтики поджаренной картошки, колечки панированного лука, какие-то сосиски.

– Какая хорошая рюмочная, – хмыкнул Лёнька, отпивая из своей кружки. – У нас дают бутерброд с селёдкой и половинку варёного яйца. А тут не просто закусь, а полноценный ужин.

– Сюда и будем ходить, – припечатал Андрей. – Не так уж и дорого.

Лёнька тоже хотел ему отдать деньги, и Маша полезла в сумочку за кошельком, но он категорически отказался.

– Ладно, тогда завтра я кормлю, – решил Лёнька.

– Ты кормишь, когда водку свою продашь, – поддел его Марат. – А завтра угощаю я. Давайте всё по-честному.

– А потом я! – добавила Маша.

– Ни в коем случае! – чуть ли не хором заявили все трое.

– Ты собираешь себе на платья, – добавил Марат. – Если наши костюмы ещё хоть как-то можно сшить из отечественных тканей, то женский трикотаж не выдерживает никакой критики, а тебе на сцену выходить. Ну и вам, девочкам, же всякое ещё нужно…

И так очаровательно покраснел, что все сразу поняли, что ещё девочкам нужно, что советская промышленность не в силах обеспечить, и дружно заржали. На них даже испанцы стали оборачиваться, не понимая, почему так веселятся эти молодые русские. А они веселились как раз потому, что были молодыми, здоровыми и полными творческой и жизненной энергии. Три будущих легендарных артиста, триумвират советской песни. И Маша конечно же!

***

– Что нам репетировать? – ворчал невыспавшийся Марик по дороге в Культурный центр, где должны были проходить их выступления. – Каждый свой репертуар и так знает, все тут вроде не из самодеятельности.

– Надо прогнать программу целиком, – возразил Андрей. – Кто за кем, шутки, подводки конферансье. Конферанс-то у нас будет на испанском, чтобы местные понимали. А мы чтобы как-то понимали его и не запутались. И с оркестром нужно спеться.

– Ты мало с этим оркестром пел, что ли? – фыркнул Лёня. – Коллектив Ройзмана и так во все места пихают. На радио с ним записывайся, на телевидении с ним, на гастроли с ним.

– Ну да, Лёньке подавай Большой симфонический. Эстрадный ему не по уровню, – поддел Марик.

– Да при чём тут симфонический! У Ройзмана половина музыкантов бухает, а вторая половина может только на ложках играть. А у меня абсолютный слух, меня мутит через три песни.

– У меня тоже, вообще-то, – веско возразил Марат. – Но я терплю. Лучше было бы самим себе аккомпанировать? Хочешь быть многостаночником? За ту же, заметь, ставку?

– Не хочу, – буркнул Лёня и утих.

Андрей задумчиво смотрел на обоих и думал о том, что не может похвастать ни абсолютным музыкальным слухом, ни даже законченным образованием. И уж точно не смог бы себе аккомпанировать в отличие от этих двоих. И коллектив Ройзмана не казался ему таким уж плохим. Андрею приходилось часто с ним работать – хороший оркестр, профессиональные ребята. Алик в качестве аккомпаниатора его, конечно, устраивал больше просто потому, что Алик мог подхватить любую песню, с ним не требовалось заранее согласовывать программу, тщательно подбирать ноты. Они так часто репетировали и выступали вместе, что понимали друг друга с полувзгляда. Но оркестр давал совершенно другое звучание, и Андрей радовался, когда выпадала возможность выступить с ним.

Коллектив Ройзмана приехал в Мадрид на неделю раньше, экономный Росконцерт организовал им свои гастроли, удачно совместив их с Днями Москвы, где должны были выступать солисты эстрады. И теперь им предстояло встретиться и сыграться перед чередой концертов.

Михал Михалыч встречал их у входа в Культурный центр.

– Вы чего такие заспанные? Вы чем всю ночь занимались? – строго спросил он, оглядывая вылезающий из автобуса актёрский десант.

– Спали, – буркнул Лёнька. – Пытались. У них тут стены картонные, и окна закрыть невозможно – душно.

Андрей только глаза закатил. Дрыхли они как убитые, но Лёнька же не поныть не может.

На сцене уже разместился оркестр и ждал испанский конферансье. Михал Михалыч устроился в зале с ещё какими-то людьми, очевидно, с местной стороны.

– Что, вот так сразу петь перед зрителями? – проворчал Марат. – Я не распевался с утра.

– Надо было встать пораньше, если тебе обязательно распевка нужна, – не выдержал Андрей. – Ребята, вы как два старых деда, честное слово! Как будто вы уже Народные СССР. Хорошо хоть Маша молчит.

– А то была бы как старая бабка, да, Андрюш? – Она шутливо обняла его за шею. – Правда, мальчики, хватит. Собрались, отрепетировали и пошли дальше гулять. Радуемся, что мы вообще тут, в Мадриде, а не на целине где-нибудь хлеборобам поём и в туалет под куст ходим.

Андрей подумал, что ничего не имеет против целины и хлеборобов. Но ощущать Машкины прохладные руки и нежный запах её духов было приятно.

На правах самого бодрого Андрей решил репетировать первым, тем более что и по программе его выступление открывало концерт. Поздоровался с музыкантами, встал