Один из моих слуг, имени которого я не знал, а помнил лишь, что отдавал его на временное обучение лекарю, умело зашил мне рану прочными нитями, предварительно сполоснув все крепким самогоном, возможно, гасконского происхождения. Я кривился, но терпел. Все лучше, чем лежать, глядя стеклянными глазами в бревенчатый потолок — а миледи едва не достигла этой цели.

Боль от раны и общее плохое настроение сделали свое дело. Я был зол, как черт. И таким явился в комнату для допроса.

Со служанкой предстоял серьезный разговор. Неожиданно д’Артаньян предложил свои услуги, заявив, что неплохо владеет испанским, которому обучила его мать еще в детском возрасте. Поэтому я решил использовать его в качестве переводчика, а Мерентрин должен был стоять и сверкать глазами, визуализируя угрозу.

Впрочем, донна и так была напугана, дальше некуда. Она постоянно крестилась и молилась всем известным ей святым девам по очереди.

— Ваше имя? — спросил я, когда мы заняли свои места. Испанка — на стуле посреди комнаты, я — напротив нее, Мерентрип чуть сбоку, а гасконец прямо за моей спиной. Он тут же перевел мой вопрос, и испанка ответила.

— Донна Лусия. Я нанята для присмотра за мальчиком три года назад, с тех пор неотрывно нахожусь при госпоже и ребенке.

Хорошая женщина, разговорчивая. На короткий вопрос ответила полно и развернуто — то, что надо!

Дальше так и пошло, я задавал вопрос, испанка отвечала, д’Артаньян переводил.

— Говорите ли вы по-французски, донна Лусия?

— Понимаю немного, но когда начинают говаривать слишком быстро, теряю нить…

— Знаете ли вы некоего графа де Рошфора, французского дворянина?

Испанка оживилась.

— Конечно, я видела его многократно в доме моей хозяйки. И в Мадриде, и здесь в Париже. У них общие дела, имеющие непосредственное отношение к некоему барону де Ла Руссу. Он их кровный враг, и должен умереть. Так они говорили между собой. Вдвоем они часто обсуждали самые разные планы касаемо его участи, много спорили, но так и не пришли к единому мнению, каким именно способом должен умереть этот самый барон.

Хм, любопытно! Я и не знал, что заставил миледи и графа проводить вечера, обсуждая мою скромную персону. Это даже льстит моему самолюбию!

— Зачем они прибыли в Париж?

— Точно не могу сказать, — испанка, вроде как, даже расстроилась, — но им обоим сделали весьма щедрое предложение… которое сделало бы их первыми лицами при французском дворе.

— Кто сделал это предложение?

— Вот этого я не скажу вам, господин, просто не знаю. В Мадриде мы жили в большом доме, и я почти все время проводила на детской половине, крайне редко видя госпожу графиню и господина графа. Уже после, когда мы отправились в дорогу, то по необходимости почти постоянно находились рядом. Тогда-то я и услышала про Ла Русса, и про выгодное предложение, и о прочем… а того человека я видела лишь пару раз, мельком, еще в Мадриде. Знаю одно, он — испанец, и очень благородных кровей. Он высок, хорош собой, одет богато, смуглая кожа, орлиный профиль.

Боже, да под это описание подойдет любой испанский кабальеро! Нет, это не зацепка, мне нужно знать точно, кто он.

— То есть, вы не можете назвать имя того человека?

Лусия уверенно покачала головой и перекрестилась на всякий случай.

— Не могу, господин. Уж, простите меня… но я видела его буквально несколько дней назад в том доме, откуда вы меня забрали!

Ох! Вот это интересно! Простое совпадение, что как раз тогда королю подарили бракованного жеребца, который его погубил? Не думаю. Все же не одна лишь Медичи стоит за всеми этими событиями, чувствуется присутствие еще и других игроков… с испанской кровью в жилах.

Тридцатилетняя война, как ее назовут потомки, должна была начаться со дня на день, и Испания будет играть в ней ведущую роль. Но история уже пошла несколько иным ходом, чем было предписано. Людовик погиб на восемь лет раньше срока, Ришелье болеет сильнее, чем должен… все меняется, помимо нашей воли, а иногда, благодаря ей. И если случится так, что Медичи станет регентом вместо Анны Австрийской, как это случилось в действительности, то история сделает дикий поворот, и все пойдет совсем иначе, вовсе не так, как мы рассчитывали.

— Вы смогли бы его узнать при встрече?

— Несомненно, — кивнула испанка, — он очень… хм… запоминающийся.

— Это все, что вы можете мне рассказать? Учтите, в ваших же интересах не скрывать ничего. Дело слишком серьезно! Ваша госпожа — государственная преступница, и будет казнена. Вы считаетесь соучастницей, пока ваша невиновность не будет доказана. Любые сведения, которые вы можете сообщить, будут играть в вашу пользу. Подумайте, прежде чем отвечать! Речь идет о вашей жизни!

Я запугал Лусию до полусмерти. Она затряслась, словно при падучей, с уголка ее губ потянулась ниточка слюны. Не перестарался ли я?

— Мерентрин, подайте даме воды. Видите, ей дурно!

Тот выполнил приказ, испанка выпила залпом и слегка пришла в себя.

— Итак, вам есть, что мне сообщить?

Люсия затрясла головой. Ее лицо побагровело, и я испугался, как бы у служанки не случился приступ.

— Граф, которым вы интересовались, господин… он как раз отправился на встречу с испанским кабальеро, прихватив с собой всех слуг! Леди Карлайл тоже хотела ехать с ними, но граф запретил… графиня была разгневана…

— Что? — я навис над ней, как скала над одиноким деревом, и едва сдержался, чтобы не отвесить испанке оплеуху. — Почему вы не с этого начали рассказ? Сколько времени потеряно! Живо, назовите место, куда они направились!

Служанку вновь начало потряхивать от волнения, но через силу она все же выдавила из себя:

— Таверна «Гусь и петух»… вот только, господин, я не знаю, где именно находится это место!..

Я взглянул на Мерентрина и д’Артаньяна. Оба кивнули, подтверждая, что им это название известно.

— Отвести ее в комнату к ребенку, и наказать слугам, чтобы глаз с них не спускали! Едем в таверну! Немедленно!

Мерентрин быстро увел служанку, и пока мы с гасконцем спускались во двор, он уже вернулся, таща на плече огромный мушкет. Лишним не будет.

Вот только проблема — нас всего трое, в то время как на встрече будет явно превосходящее нас число врагов. С одним только Рошфором было пять слуг. Конечно, вряд ли