— Прости.

— Не надо. Я все еще королевский дракон, и я здесь по долгу службы. Ей понадобится обучение не только военному искусству, но и тому, как руководить. Она из рода Мэлоунов. Вот так. Ни больше, ни меньше. Это будет последний раз, когда члены королевской семьи отнимут у меня что-либо.

— Я…

— Прекрати. Кара была невинна, но и этот ребенок тоже. Я не буду вымещать это на ней. Я не настолько жесток, но она никогда не займет место Кары. Ты слышишь?

Она кивнула.

— Отныне мы будем делать это по-моему. Если я почувствую, что ее жизнь в опасности, мы переедем. Мне все равно, куда ехать, Таня. Обеспечивать ее безопасность до тех пор, пока она не сможет заявить права на Рубикона, — это единственное, что сейчас имеет значение.

Рубикон?

Я наблюдал, как Елена пытается приподняться на руках. Она была его всадницей. Она должна была быть ей. Ее метка была темной. Так вот почему я был там? Чтобы уберечь ее от него? Пока не пришло подходящее время.

Если бы он знал о ее существовании, он сделал бы все, что в его силах, чтобы убить ее.

— Вот и все, милая. Вот почему я здесь. Я позабочусь о твоей безопасности, — сказал я Елене.

Она что-то пробормотала в ответ.

— Отныне я — Герберт Уоткинс, она — Елена Уоткинс, а ты — Таня Уоткинс.

Она кивнула.

— Будем надеяться, что нам удастся дожить до ее шестнадцатилетия, — сказал Герберт с мрачным видом.

Мы все наблюдали, как Елена начала ползать.

Я захлопал в ладоши и зааплодировал. Она издала очаровательный животный смешок.

Таня, сияя, подошла к ней.

— Ты ползаешь, большая девочка? — Она взяла ее на руки и прижалась к ее шее.

Уголок моих губ дернулся.

***

Мы с Еленой стали друзьями. Насколько это возможно, дружить с ребенком, который является единственным человеком в мире, который может видеть и слышать тебя.

Ее ползание вскоре привело к тому, что она подтянулась и встала. Это было катастрофой, так как она тянула за скатерть, и вещи постоянно падали ей на голову.

Ее вид кричал — «кровавое убийство».

Шишки выглядели ужасно, но они постепенно исчезали, и, в конце концов, она научилась не натягивать скатерть. Вместо этого она подтягивалась, опираясь на что-то твердое. Много раз она тянулась ко мне, но ее маленькая ручка скользила сквозь меня. Я ненавидел это.

Она ползала повсюду. Через весь дом, в кладовую и вверх по лестнице. Таня была ужасной мамой и никогда не обращала на это внимания. Она забывала закрыть ворота, которые Герберт установил наверху и внизу лестницы.

Елена могла умереть, и тогда жертва ее дочери была бы напрасной.

Каждый раз именно Герберт приходил ей на помощь.

— Таня, закрой эти гребаные ворота, — орал он, поднимал Елену, спускался по лестнице, закрывал ворота и опускал ее обратно. И все это без всякой теплоты по отношению к ребенку. Он имел в виду именно это, когда сказал, что всего лишь хотел дожить до ее шестнадцатилетия.

Я сел на диван и смотрел телевизор. Жаль, что я не мог переключить канал. Я бы посмотрел что угодно, только не эту скучную игру, которую они называют регби. Ребята были слабы. Они были утеплены по самую шею и носили шлемы. Они никогда не переживут Войну. Теперь это был контактный вид спорта.

Крошечные ручки схватили меня за ногу. Я посмотрел вниз, чтобы найти Елену. Ее маленькие ручки не цеплялись за диван, они касались моей ноги.

Я протянул руку и погладил ее по щеке. Моя рука не прошла сквозь нее.

Она что-то пробормотала, и я издал возбужденный смешок.

— И тебе того же, детка, — проворковал я ей.

Шаги Тани приближались к нам, и я перенес руки Елены на диван. Таня бы взбесилась, если бы увидела, как они парят в воздухе, ни за что не держась. Я мог бы запудрить им мозги, если бы захотел. Я рассмеялся при этой мысли. У девочки и так была тяжелая жизнь с Гербертом. Если он подумает, что она — дитя демона, не облегчит ситуацию.

Я свел наш контакт к минимуму и только там, где никто не мог видеть. Ощущение того, что наконец-то можно к кому-то прикоснуться, было ошеломляющим. Я больше не был бесполезен.

Я мог помочь ей своим собственным запутанным способом.

***

После этого дни пролетали гораздо быстрее.

Я поддерживал ее в вертикальном положении, когда никто не смотрел, и помогал ей научиться ходить. Однажды Таня увидела, как Елена идет, держа меня за руки, и у нее перехватило дыхание. Я отпустил ее, и она на мгновение замерла, а затем села.

— Ты что, только что шла? — Она присела на корточки перед Еленой, протянула руки и пригласила ее попробовать еще раз.

Елена взглянула на меня, и Таня проследила за ее взглядом.

— Отвернись, малышка, — сказал я.

Она этого не сделала.

— Хорошо, — сказала Таня, звуча немного обеспокоенно, когда она снова повернулась к Елене.

Елена нашла игрушку на полу и больше не смотрела на меня.

Из спальни появился Герберт.

— Я ухожу.

Какая-то часть меня сочувствовала Тане. Он был таким холодным, но чего она ожидала?

Она сосредоточилась на Елене, поощряя ее попробовать еще раз.

Елена взяла Таню за пальцы и поднялась с пола, сделав несколько неуверенных шагов. Она была даже отдаленно не близка к тому, чтобы ходить, и выражение лица Тани сказало мне, что она тоже это знала.

Мне следовало быть более осторожным.

Герберт вернулся с новостями.

— Как они узнали? — спросила Таня.

— Через старого Лунного Удара. Я сам с ней познакомился. Ей больше тысячи лет.

— Правда?

— Да, — усмехнулся он. — О том, о чем она меня спрашивала. То, что она видела.

Это было нехорошо.

— Сможет ли Елена заявить права на Рубикона? — спросила Таня.

— Она не может этого видеть. Она говорит загадками.

— Какого рода загадками?

— Это трудно объяснить, — сказал он раздраженно.

— Кто объяснит?

— Они помогут нам, Таня. Что-то подсказывает мне, что нам нужна вся возможная помощь, чтобы обеспечить ее безопасность. Нам также понадобятся свидетели для нашего возвращения, когда ей исполнится шестнадцать.

— Или когда придет печать королевы.

— Они еще не нашли того, кто их предал.

— Откуда ты знаешь? — спросила Таня.

— У меня есть способы получать информацию, когда она мне нужна, не выдавая того, кто я есть на самом деле.

— Был ли