Шрифт:
Закладка:
Поток падающих стрел значительно порядел, но несмотря на это, из дыма продолжали прилетать каждые пару секунд, одна или две, и втыкаться в груды пылающих деревяшек. Эта часть пригорода быстро окутывалась стеной огня, и из-за дыма нас наверняка больше не видели со стен.
Побоявшись, что в Василису могут попасть, я схватил сбитый из досок щит, недавно прикрывающий разлетевшийся в щепки колодец, и отгородился от стрел, летевших со стороны полей.
Вокруг начинали пылать дома, так что пришлось держаться центра улицы, и просто побежать в сторону берега. Пару раз нам удалось обойти груду горящих брёвен. Однако в какой-то момент, мы всё равно забрели в огненный тупик. Пришлось поднять калюющую девушку на руки и просто перепрыгнуть вздымающееся пламя.
Приземлившись между начавшими гореть сараями, я продолжил бежать с лёгкой ношей в руках, до тех пор, пока не выскочил на улочку, ведущую к лодочным пристаням.
Быстро сориентировавшись, нашёл то, что искал и понёсся по деревянным мосткам. Вокруг заплескалась вода, и сам её вид немного успокоил бьющееся сердце.
Запрыгнув в выбранную заранее лодку, я уложил потерявшую сознание Василису на ворох спутанных сеток. Затем раздвинул кадки, с плещущейся рыбой и уселся за вёсла.
Остановившись только на середине речного потока, проверил, жива ли девица. Пребывая в беспамятстве, та мерно дышала и продолжала сжимать обагрённый кровью клевец. И если бы не сажа на лице и немного обгоревший сарафан, можно было подумать, что она просто спит.
* * *
Когда две большие рыбины начали подрумяниваться над костерком, нос Василисы пришёл в движение. Распахнув глаза, она вскочила на ноги, замахнулась клевцом и тут же опустила оружие.
— Ну что девица, выспалась? — поинтересовался я.
— Я там чуть не угорела — ответила она и, снова усевшись на ворох сеток, уставилась на другой берег реки.
После побега из огненной ловушки прошло около часа, так что все пригороды ярко пылали. И теперь белокаменная крепость стояла в плотном огненном кольце. С высокого берега была отлично видна армия вторжения, продолжавшая занимать прежние позиции.
— Мы кое-что не закончили. Может, продолжим разговор? — предложил я и повернул другой стороной, начавшую скворчать рыбину.
— У, рыбка! — воскликнула Василиса.
— Пока не готова — пробурчал я, мигом поняв, что она хочет сменить тему. — Давай отвечай, что за большая проблема с твоей рыжей косой и именем Василиса?
Выслушав вопросы, девушка насупилась.
— А ты изменился — проговорила она.
— Да навряд ли. Просто обмылся в реке, да горелые портки сменил на вот это.
Я указал на широченные, но короткие штаны, подпоясанные обычной волосяной верёвкой. Портки я нашёл в лодке и выглядели они скорее, как шорты. Иной одежды на мне по-прежнему не имелось.
— Ожоги исчезли с тела, и нимб тоже испарился.
— А чего ему без толку над макушкой висеть — сказал я и вспомнил как первым делом после причаливания к бережку, припрятал нимб.
Потом я, занёс Василису на обрыв. Нашёл рыбу в бочках и решил пожарить, ибо чувствовал себя безумно голодным. Парацельс не возражал и теперь висел над головой, на высоте нескольких метров и заворожённо наблюдал за пылающим пригородом.
— Ещё раз повторяю, мы недоговорили — сказал я, и Василиса вымученно закатила глаза.
— Ну хорошо, что ты хочешь знать? — наконец сдалась она, через пару секунд.
— Всё тоже. Почему тебе нельзя в город? И что за история с рыжей косой и именем Василиса? — повторил я свои вопросы.
Девушка вздохнула и нехотя заговорила:
— Если стражники, из любого города Белоградья, увидят мою косу, то сразу схватят и потянут либо в местную боярскую думу, либо прямиком к князю.
— А почему так? Неужели рыжий цвет шевелюры запрещён местным законодательством?
— Да нет, почему же. Рыжих мало, но они здесь водятся. Все переписаны, так что стража знает, кто из какого рода и где живут. Тут дело не в рыжем цвете, а во мне. Это моя метка. По косе стража может легко меня вычислить и сдать за вознаграждение боярам или князю. Цена за мою персону везде разная. Например, местный князь Ратибор, легко заплатит за эту косу тридцать серебряных рублей.
Я не знал много это или мало, но судя по тому как Василиса произносила слово рубли, это что-то стоило.
— И за что такая куча деньжищь? Неужели ты укокошила кого-то влиятельного и теперь тебя за это разыскивают? Или ты местная воровка антиквариата и украла что-то слишком ценное?
— Воровка! Да как ты смеешь так меня называть⁈ — неожиданно взвилась девушка и вскочила на ноги. Её пальчики снова сжимали обух клевца. — Кто бы, что не говорил, но в моём роду воров и самозванцев никогда не было. И я готова пробить череп каждому, кто будет поносить имена моего отца, деда или любого из прадедов, вплоть до тридцать второго колена.
— Да я же это так, к слову. Ну не нравится тебе про воров, значит, не будем — примирительно пробурчал я, при этом поняв, что задел какие-то застарелые раны. — Расскажи-ка тогда Василиса сама, что тут происходит. И что у тебя за род такой дюже интересный.
— Я из рода самого первого царя Белоградья, Василия Мудрого. В миру его называли золотым солнышком из-за огненно-рыжих волос. В честь предка, отец Илья, назвал меня Василисой. В этом осколке ещё с давних пор завелась, что Василисой своих дочерей, могут называть только старшие мужчины нашего рода. Так что Василис здесь точно немного.
— Значит, царская дочка — констатировал я.
— Нет, не царская я дочка — печально проворчал Василиса и, кинув клевец на землю, снова уселась на сетки. — Так и не стал мой батюшка Илья, царём Белоградья. Но зато я царская внучка.
— Ясно.
— И что тебе ясно? — прорычал она зло и с претензией уставилась на меня.
— Всё ясно. Я здесь конечно товарищ пришлый и в вашей местной исторической науке не силён, но кое-что уже слышал. Например, один зажиточный крестьянин упоминал последнего местного царя, Ваньку Злого. Он говорил, что при нём такого бардака в Белоградье не было. Как я понял царь Ванька — это и есть твой дед. И его либо лишили трона, либо убили во время переворота. Так ли это Василиса?
— Да. Иван мой дед —
