друзей католиков, высоко ценить католическое искусство и сохранять твердую, бескомпромиссную верность ортодоксии. Но не всем это по силам. Кто-то, если живет с волками, рано или поздно начинает выть по-волчьи. Если вас связывает с католическим миром слишком много симпатий, это духовно опасное положение. Можно и рискнуть, но риск иногда приводит к гибели.

Конечно, я не разлюбил книги Елены Чудиновой и продолжаю высоко их ставить, продолжаю за очень многое ценить. В печку я их не брошу. Но теперь мне уже известно, что чтение книг Чудиновой может принести не только большую пользу, но и большой вред. Людям с твердыми и продуманными убеждениями филокатолицизм Чудиновой вряд ли повредит, а вот, кто не имеет глубоких и твердых убеждений, из книг Чудиновой может сделать вывод, что католицизм ни чем не хуже православия. Трудно даже передать, к каким страшным духовным последствиям может привести этот вывод.

Жестокость и христианство

Столетие за столетием общество становится всё менее и менее религиозным. Европа уже объявила себя постхристианской, да и в России, которая всё ещё остается самой христианской страной в мире, вера постепенно слабеет. Одновременно с этим общество становится всё гуманнее и гуманнее. В смысле добрее. Это тоже вроде бы факт. Как связаны эти два параллельных процесса? Неужели, как причина и следствие? У безбожника, полагаю, это не вызовет сомнений, он спокойно скажет, что когда мы были христианами, мы были жестокими, а когда мы перестали быть христианами, мы стали добрыми. То есть как бы христианство делало нас жестокими.

Я в это не верю. Точнее — не вижу тут логики. В христианстве нет ни чего, что провоцировало бы жестокость. Укажите хоть на одно положение нашей веры, которое делало бы нас бесчеловечными. Христианство, напротив, призывало любить ближнего своего даже в те времена, когда этот призыв звучал воистину революционно. Но факт остается фактом: чем меньше в душах человеческих веры, тем больше в них гуманизма. Почему? Давайте попробуем разобраться.

Первое, что в этой связи приходит на ум: мы вовсе не стали добрее, мы стали сентиментальнее. Мы готовы рыдать над воробушком со сломанным крылышком, мы приходим в ужас, когда узнаем, что кто-то шлепнул ребенка по попке, но та же самая сентиментальная цивилизация спокойно и бестрепетно убивает сотни детей. Кого волновало, что во время бомбардировок Белграда гибли дети? Кого волнует, что дети гибнут во время обстрелов Донецка?

Можно, конечно, сказать, что это всё жестокость правителей, а обывателям просто картинки не показывали, вот они и не волнуются. Но даже самый законченный идиот должен ведь понимать, что во время обстрелов жилых кварталов дети будут неизбежно гибнуть, тут и страшные картинки показывать не надо, и так ведь всё ясно. Но никто из западных обывателей не задает своим правителям вопрос, а не убивают ли из нашего оружия на Украине детей по ходу войны за демократию? Им всё равно. Это абсолютно бесчувственные и черствые люди. Но стоит тем же самым людям узнать, что кто-то из родителей выпорол своего ребенка, как они тут же начинают пылать таким праведным гневом, что, кажется, добрее их и на свете нет. Такова цена современного гуманизма.

Эмоции современного обывателя педалируются сверху. Люди становятся добрыми, только если кнопку нажать. Не приведи Господи, если кто-то узнает, что на зоне охранники избили заключенного. Тут же нажимается кнопка и обыватели приходят в ужас, демонстрируя свою человечность. А когда в Ливии, Ираке, Афганистане американские солдаты бесчеловечно издевались над беззащитными мирными жителями, кнопку никто не нажимал и никто в ужас не приходил. Вот когда надо будет свалить президента, кнопку нажмут и все зарыдают, рассказывая о зверствах солдат США. Все, как по команде, станут добрыми. Когда речь зайдет о зверствах русских в Чечне, палец будут долго держать на кнопке, чтобы все успели проникнуться состраданием. А что касается зверств националистов на Украине, вы ни от кого не услышите слова сочувствия к жертвам, жалеть команды не было.

Доброта, человечность только тогда являются таковыми, когда распространяются на всех, независимо от ситуации. Избирательно можно быть не более, чем сентиментальным и в искренность этой сентиментальности не всегда удается поверить. Это многое объясняет, но не всё, стоит заглянуть в собственную душу, и становится понятно, что проблема сложнее.

Я, например, совершенно не способен физически наказать ребенка. Рука не поднимется, не смогу. А мои православные предки секли детей розгами. Так что же, я стал добрее по сравнению с предками? Нет, не думаю. Я просто раскис и размяк. Ведь теоретически я вполне понимаю, что иного обнаглевшего киндера очень даже полезно было бы хорошенько выпороть, ну хотя бы в качестве крайней меры. Но я не смогу это сделать. Значит, моя «доброта» это просто проявление неадекватности, и гордиться тут нечем.

Иногда подлинная доброта требует проявления некоторой дозированной жестокости. Когда говорят, что ребенка порют «для его же блага», это не всегда циничная демагогия, иногда это так и есть. Бывают ситуации, когда человеку нельзя принести пользу, иначе, как проявив жестокость. Если мы к этому не способны, значит мы плохие воспитатели. Хирург, который не способен причинить боль пациенту — не профессионал.

Современная цивилизация совсем раскисла и размякла. Мы не стали добрее, мы просто слишком дорожим своим комфортом. Иногда ведь надо и к самому себе быть безжалостным, может быть, чего-то себя лишить, порою без страха пойти навстречу боли. Но кто из нас на это способен? Вот и к другим мы относимся так же: не трогайте моего комфорта, а я не трону вашего.

Поэтому мы так сокрушаемся, когда узнаем, что кому-то причинили боль, кого-то поставили в дискомфортное положение. Мы становимся просто неадекватны, в упор не замечаем тех ситуаций, выход из которых возможен только через причинение боли. И правила нашей цивилизации неадекватны, они порою совершенно не соответствуют реальности. Мы пытаемся быть добрее, чем это позволяет жизнь. И жизнь со всей неизбежностью вносит свои коррективы. И мы приходим от этого в ужас.

Поставьте себя на место тюремной охраны. Им ведь порою приходится иметь дело с персонажами, которые вообще не понимают ни каких человеческих слов, на которых невозможно воздействовать ни какими дозволенными методами. Представьте себе скотину, которая нагло глумится над охраной, прекрасно зная, что его и пальцем нельзя тронуть. Нет ни чего удивительного в том, что иногда охранники могут и отметелить иного зека, просто потому, что ни каким иным способом на него невозможно воздействовать. Это всего лишь применение адекватных мер.