в себе нефтяники, самодовольные артисты и режиссеры, композиторы, вокалисты – все хотели завладеть ее вниманием. Стоило только ей появиться в строгом кабинете законодателя, часами просиживающего дорогие штаны под портретом президента, в роскошном кабинете бизнесмена, тоннами качающего нефть или газ для Европы, или в претенциозной гримерной – сладкие речи этих господ сами срывались с уст, а глаза так и поедали хорошенькую деловую мадемуазель. Даже директор местного цирка, невообразимо огромный усач, бывший тяжелоатлет, подбивал под нее клинья во время интервью и особенно после. Предлагал бросить все, немедленно отправиться с ним в турне по Южной Америке, где очень уважают российских циркачей, и написать о нем, геркулесе современности, книгу. От такого выбора голова шла кругом. Не говоря уже о коллегах и новых друзьях – ребят из педагогического института. Они тоже были ей очень симпатичны. Молоды, веселы, беззаботны. Еще один чудесный мир – студенчества. Рита оказалась в центре райских кущ, если таковыми можно было назвать беспокойный мир журналистики и учебы в любимом институте.

А еще Рита Сотникова получила в подарок от старого любовника немного подержанную «Хонду» и быстро научилась ездить. Она и впрямь была как кошка – ловкая, сильная, смелая.

Провинциальный город-миллионник притягивал звезд эстрады и кино, прочих столичных деятелей культуры.

Рита не пропускала ни одного концерта, ни одной встречи. На каждую она приезжала со своим седым львом на серебристом «Мерседесе». Со многими российскими знаменитостями выпивала на брудершафт.

В городе появился звездный певец Марк Анатольевич Деревянко, один из оплотов отечественной эстрады, давний знакомый Вершинина. Деревянко был точно таким же немолодым, но лоском и наглостью превосходил Льва Витальевича на порядок. Как-никак Деревянко раньше частенько пел в Колонном зале перед правительством, да и сейчас время от времени блистал на сцене. А еще он был приятно располневшим гигантом, и Вершинину приходилось смотреть на него, как лилипуту на Гулливера, что очень не нравилось Льву Витальевичу. Но куда деваться – звезда есть звезда. Терпи, провинция! Богатый город на Волге привлекал таких, как Деревянко, большими сборами и барской жизнью. Тут подобные фрукты чувствовали себя заезжими герцогами и королями. Кланяйтесь нам, любите нас, обожайте! А мы вам, так и быть, споем. Как правило, под фонограмму.

Рита специально сделала так, чтобы на банкете оказаться рядом с мэтром Деревянко, по левую руку. По правую сидел Вершинин. Ее красное платье, глубоко открывавшее плечи, спину и грудь, было подобно раковине, в середине которой сияла жемчужина. Кареглазая, цветущая, с обворожительной улыбкой красотка, да еще с чарующим музыкальным голоском. Слушать бы да слушать, смотреть да смотреть.

– А вы знаете, Марк Анатольевич, моя мама была влюблена в вас. Вы стали истинным кумиром моих родителей. А я сидела у нее на коленках и тоже слушала ваши песни.

– Да, Риточка, когда-то я владел сердцами миллионов советских людей. – Деревянко прихватил вилкой кусок осетрины. – Было дело! – Он наспех прожевал и спросил: – А ваше юное сердечком я хоть немного тронул? Когда вы сидели у мамы на коленках?

– Еще как! – ответила находчивая Сотникова. – Я вас лет с четырех помню. Все «Голубые огоньки» посмотрела.

– Очень лестно, очень, – цепляя на этот раз ломоть балыка, заметил певец. – А хотите, Риточка, возьму вас на подпевку? – негромко спросил гигант-сердцеед – он не хотел привлекать внимание Вершинина.

Не удалось: Лев Витальевич прислушался и начал ерзать на стуле. Кусок ему в глотку уже не лез – ни осетрины, ни балыка, ни буженины, купленных за его же деньги.

– Куда-куда возьмете? – прищуривая глаза, сморщила нос Рита.

– На подпевку, – недоумевая, чего тут непонятного, повторил звездный певец.

Уши Льва Витальевича стали подвижными, как локаторы.

– Это где пара-тройка девушек, покручивая задницами, что-то шепчут в микрофоны?

– Вы унижаете их профессию, Риточка, – снисходительно сказал певец.

– Разве? – еще более снисходительно спросила она, прогибая спину и упираясь локтями в стол. – Мне их всегда жалко – статисток ваших. – Взгляд старого певуна поневоле тонул в ее глубоком декольте. – Ну, не ваших лично. – Она повернулась и с улыбкой посмотрела в глаза растерявшемуся собеседнику. Рита пригубила шампанское и со вздохом добавила: – Стоят себе, бедненькие, хнычут. – Певец глаз от нее не мог отвести, а Рита, превратившись в одну упругую волну, опустила ресницы. – Я только солировать умею. А подпевать – это не мое.

Уловив последнюю фразу любовницы, в которой прозвучал какой-никакой, а отказ, Лев Витальевич немного успокоился, и его локаторы ослабели.

– А как у вас с голосом, кстати? – как бы между прочим, точно назло Вершинину, поинтересовался холеный и мордатый ловелас из столицы. – Есть у вас голос?

– Чижика-пыжика напеть смогу, – улыбнулась Рита.

– Да что там – голос мы вам поставим, – продолжал разливаться стареющий звездный певец. – А подпевка – это только для начала. Через годик-другой, всему научившись, займетесь и сольной карьерой. Ведь я еще и продюсер – и очень хороший, кстати, – многозначительно добавил он.

И вновь Вершинин стал походить на устрашающую локационную установку военного назначения, обладателям которой просто необходимо знать все тайны мира, особенно амурные.

«Кто сказал, что за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь? – думала Рита. – Впрочем, ловить обоих я и не собираюсь, но поиграть с ушастыми – одно удовольствие!»

– Вы станете звездой, Риточка, – приторно похрипывал певец, – обещаю вам.

Она поднимала глаза и теперь уже смотрела на него открыто, ясно, без всякого лукавства.

– Значит, в гарем ваш приглашаете? – Даже голос ее стал ниже, бархатистее. – Я ведь, знаете, Марк Анатольевич, на вторые роли не гожусь. Уже сказала: подпевка – это не мое. Только любимой женой могу быть. Самой-самой любимой.

Певец с трудом проглотил слюну – стареющий мачо уже задыхался от фонтанирующих гормонов, гулявших по всему телу.

«Этот точно – настоящий мужик, – едва сдерживая улыбку, думала Рита. – Сразу ясно, чем он думает. Не зря о нем легенды слагают. Чуть не захлебнулся слюной дяденька…»

– Для вас бы я придумал сольную программу, – вырвалось у дородного певуна, чего он, кажется, и сам не ожидал, – честное слово!

– Я подумаю, – кивала Рита. – Телефон мне оставьте.

Это был очередной флирт Риты Сотниковой с заезжей знаменитостью. Ее давно стал раздражать самодовольный Вершинин с его чувственным ртом, сальными глазами и замашками карлика-падишаха. Он указывал, что ей делать, как распоряжаться своим временем, забирал ее в любой момент и вез в свой дорогой стеклянный скворечник, как Рита все чаще называла пентхаус щедрого на внимание босса. Она вдруг почувствовала, что стала его вещью. Такое положение дел ее совсем не устраивало. Она и сама была лидером. Тем более Рита взрослела не