улицы, по которой они летели вперед, согласился шофер. – Все путем. Хорошо сгоняли – каждый бы день так, что б по крылатому поросенку. Теперь в редакцию?

– Нет, домой. И едем скорее – мне всю ночь за компом сидеть, – очень серьезно сказала Рита.

Она не шутила. У подъезда своего дома она позвонила Вершинину и сказала, что материал собрала, да такой, что лучше не придумаешь, и будет работать над ним всю ночь.

– Приезжай ко мне, – воспротивился тот. – Тут и работай. Или я за тобой заеду.

– Нет, ты мне не дашь написать статью, – категорично ответила она. – Будешь приставать, соблазнять, а я должна сделать дело. Секс меня уносит к облакам, а я должна твердо стоять на земле.

– Так я уношу тебя к облакам? – польщенно спросил Вершинин.

– О да, – не моргнув глазом ответила Рита. – Жди меня завтра в редакции в десять утра. Целую, мой лев.

Кажется, на той стороне провода она услышала блаженное урчание. «Бесцеремонная лесть сводит с ума даже таких умных и прожженных дельцов, как ее Вершинин», – думала Рита, открывая дверь подъезда.

В десять она вошла в редакцию. В одиннадцать Лев Вершинин, а за ним и главный редактор Пантелеев, занимавшийся исключительно коммерческими вопросами, уже прочитали рекламную статью на две полосы. Оба были в восторге. Попадание в точку. Только потом Рита отослала ее по электронной почте герру Витгоффу, позвонила и попросила ознакомиться как можно скорее. В обед немец прислал статью с небольшой правкой и самыми лестными отзывами. Немец не забыл поблагодарить Вершинина за знакомство с такой талантливой журналисткой и пообещал впредь работать только с ней.

Весть о статье, написанной Сотниковой за ночь, разнеслась по редакции мгновенно. Варвара Пташкина как раз ожидала машину, чтобы ехать на птицефабрику. Так уж получилось, что в комнате в течение нескольких минут оказались все действующие персонажи этой производственной трагикомедии: Вершинин, Пантелеев, Елецкая, Пташкина и Сотникова. В руках у них не хватало только револьверов, а на головах – ковбойских шляп. Вершинин и Пантелеев вместо оружия держали по экземпляру распечатки правленой статьи. За столами вокруг главных действующих лиц сидели за компьютерами журналисты, строчили материалы и не ведали о приближающейся буре.

– Как это понимать? – вопросила Жанна Елецкая. – Что это значит, статья написана? – У нее вдруг задергалось правое веко. – Варвара должна ехать сейчас на птицефабрику.

– Уже не должна, потому что статья есть, – строго проговорил Лев Витальевич и потряс выведенными из принтера листами: – Вот она.

Пантелеев, тоже тряхнув распечаткой, кивнул:

– Статья отличная – лучше не придумаешь. И немцы ее уже одобрили, кстати.

Кажется, Жанна задохнулась от негодования:

– Когда они успели ее одобрить? И кто решил послать Сотникову на фабрику? – Подбородок Елецкой в негодующем кивке дернулся в сторону Риты.

– Она сама так решила, – пожал плечами Вершинин. – И у нее получилось. Я не против инициативы и авантюры, если она приносит пользу общему делу.

Теперь у Жанны Елецкой задергалось левое веко.

– Это – грязная авантюра. Влепи ей выговор, Лев. – Елецкую как прорвало. Она говорила громко, привлекая внимание всей редакции «Предпринимателя». – И пошли на фабрику Варвару или меня, как было обговорено. Что это за бардак? Ты в жизни так не поступал! А еще лучше – выбрось ее статью в корзину, чтобы другим неповадно было заниматься самодеятельностью и кидать своих коллег. Слышишь, Лев? Переживем, но сохраним лицо друг перед другом.

– Здесь не соревнование, а работа! – грозно взревел Вершинин. – У нас коммерческое издание. Кто не успел, тот опоздал. Девушка за ночь написала такой материал, какой большинству не под силу сделать и за трое суток. И Сан Саныч прав, – он кивнул на Пантелеева, – немцы статью уже одобрили. Вопрос закрыт.

– Вы же с ней сговорились? – вопросила Елецкая. – Даже такая наглая девчонка, как Сотникова, не осмелилась бы на такой шаг?

Зал с журналистами затаил дыхание. Клавиатуры смолкли.

– Это была ее инициатива, – в очередной раз повторил Вершинин.

– Либо я, либо эта девчонка. – Елецкая кивнула на Риту, причем в порыве ненависти и презрения даже не глядя ей в глаза. – Выбирайте, Лев Витальевич.

Рита скромно усмехнулась – она смотрела в потолок, сомкнув пальцы рук и чуть заметно покачиваясь. Разве что детскую песенку не напевала: «Пусть бегут неуклюже…»

– Я не люблю, Жанна Борисовна, когда мне ставят условия, – ледяным тоном произнес Вершинин. – И вы это знаете.

– Тогда я увольняюсь, – хрипло выговорила Елецкая.

Все услышали, как по залу пролетела муха. А за ней гонялись не первый час, и она старалась летать очень тихо.

– Хочешь уволиться – увольняйся, – ощерился Лев Витальевич. – Незаменимых людей нет. – Он тоже усмехнулся, словно поддерживая свою корреспондентку. – Я отдам твою должность Рите Сотниковой, посмотрю, а вдруг девочка справится?

У Жанны задергались сразу оба глаза.

– Мою должность – ей?!

Вот-вот могло произойти смертоубийство.

– Жанна Борисовна, – миролюбиво произнес Пантелеев. – Я вообще не понимаю, о чем идет разговор. У вас есть руководитель и хозяин холдинга – Лев Витальевич Вершинин, он так решил. Наконец, есть и я, ваш непосредственный руководитель. О чем, собственно, речь? К чему претензии? Вы радоваться должны, что все так славно вышло.

– Радоваться? – Она будто пыталась уничтожить редактора взглядом. – Я должна радоваться?

– Ну да. За всю редакцию, за весь журнал.

– Ты – шестерка и торгаш, Пантелеев, – гневно выпалила Елецкая. – Вот ты кто.

Она сжигала за собой все мосты.

– Ну, знаете ли, Жанна Борисовна, – пробормотал обиженный Пантелеев. – Вы много себе позволяете…

– Знаю, – рявкнула та. – Потому и позволяю.

Но и Пантелеев, непривычный к такому обращению, быстро нашелся.

– Вам к психологу нужно обратиться. – Имевший нюх гончей, он уже понял, что бывшая любовница Вершинина в редакции не жилец. – А лучше к психиатру. Ваше поведение за гранью приличий и просто разумного. Я ухожу в свой кабинет – разговор, по-моему, окончен.

– По-моему, тоже, – кивнул Вершинин.

Каким же взглядом он обжег сейчас Елецкую, свою бывшую любовницу! От таких рубцы и шрамы остаются. Но Пантелеев уйти не успел, как и удалиться к себе Вершинин. Дикий истеричный вопль остановил обоих и заставил немедленно обернуться:

– Я все знаю! Все!

Это выкрикнула Варвара Пташкина, до того стоявшая молча со стеклянными глазами, бледно-зеленая, как смерть. Пришла ее очередь выступить на авансцену. Лицо долговязой журналистки пошло красными пятнами.

– Я следила за тобой, Сотникова! И не один день! – яростно выкрикнула она. – Ясно?! Все видела, когда ты с работы выходила! Тебя Лев Витальевич Вершинин каждый день по дороге подбирает, как сучку, чтобы трахнуть у себя дома! Поэтому тебе и разрешили вот так запросто обойти