– Скарлетт О’Хара, между прочим, увела жениха у родной сестры, и вела себя довольно подло, кроме того случая, когда геройски замочила мародёра, – проворчала Лида.

– А мне она всё равно нравится! Она несгибаемая.

– Дура она беспринципная.

– Зато ты у нас шибко принципиальная.

По дороге к магазину Бабаича телефон Лиды разразился серией характерных блямков из мессенджера. Юрик прислал фотографии на фоне небоскрёбов и сообщил, что у него всё ок. Лида разглядывала довольную физиономию сына, слёзы сами собой струились по лицу.

– Надеюсь, ты плачешь от радости? – поинтересовалась Наташка с нескрываемым сарказмом.

Как Лида и предполагала, в магазине никого не оказалось, потому что все уже бултыхались в озере. Бабаич обрадовался нежданным посетителям, особенно Наташке в символическом. Лида опять испугалась за старика, однако в этот раз Наташка такого сногсшибательного впечатления на хозяина центра распространения информации не произвела, потому что Бабаич был явно полон какими-то другими явно не менее сногсшибательными впечатлениями.

– Лида! Ты не представляешь, что творится, слушай! – Бабаич завращал глазами и заговорщицки огляделся по сторонам.

Лида с Наташкой последовали его примеру, но шпионов, лазутчиков и прочих нацпредателей по углам не обнаружилось. Ни одного паршивого иноагента на все Зяблики!

– Невиданное дело прямо, слов нет у меня, понимаешь! Ты прокуроршу нашу знаешь? Ну, в угловом у леса? Хороший дом, большой, очень хороший, мечта не дом, точно тебе говорю, – пояснил он Наташке.

Лида кивнула. Она прекрасно знала эту прокуроршу. Та, конечно, не Гундосова, не тот калибр, но тоже вечно всем недовольна, плюс связи какие-никакие, так что ещё тот сладкий пирожочек. А во всём Кунцов виноват, набрал переформатированного среднего класса полную деревню.

– Прокурор мужчина, слушай, важный, мундир, погоны, усы, что ты! В Москву на повышение поехал, звание новый, погоны новый, новый дом, всё-всё новый, – опять пояснил Бабаич Наташке, хитро прищурившись. – Зачем ему старый прокурорша? Не взял с собой, нет. Говорят, там себе новый завёл, московский красавица. Представляешь, да? Ну, его понять можно, слушай. Но! – Бабаич поднял кверху указательный палец. – Пословиц такой есть русский, очень мудрый, слушай: муж и жена – одна сатана. Знаешь, да? Ой, какой сатана! – Бабаич прижал руки к груди. – Сатана надо вместе. Не захотел, слушай. Свой сатана тут нам оставил. – Бабаич на секунду задумался. На лице его нарисовалась боль за несовершенство человеческой и, в частности, прокурорской породы. – Вызывает наш Фархад, дрова в гараж нести, – продолжил он, обращаясь уже к Лиде, – Кунцов привёз, надо в гараж складывать, ты знаешь, обычное дело да. Тебе привёз уже?

– Давно.

– Ай, Кунцов, ай молодец! – в голосе Бабаича слышалось явное одобрение действиям Кунцова. – Хороший человек всегда дрова надо раньше везти.

– Чем раньше, тем лучше, – пояснила Лида Наташке, – они к отопительному сезону как следует высохнут.

– А Фархад это кто? – спросила Наташка. – Реально человека Фархад зовут?

– Реальней некуда, он из Узбекистана, давно у нас тут, толковый, бригадиром у Кунцова в управляющей компании. Некоторые несознательные кличут его Федей, – рассказала Лида.

При её словах Наташка поморщилась. Действительно нельзя же коверкать такое прекрасное имя.

– Он на принца Персии похож, хоть в кино снимай. Очень красивый мужчина, – добавила Лида.

Фархад ей нравился. Всегда опрятный, вежливый, а главное пунктуальный. Да и говорил он по-русски гораздо лучше Бабаича, хоть и не родился в Ленинграде, а приехал из Самарканда.

– Очень красивый, слушай, настоящий Лоренс Аравийский, как в кино, только ещё лучше, я смотрел, что ты! И человек хороший, честный человек, – подтвердил Бабаич. – И этот дура старый простигосподи…, – Бабаич воздел очи к потолку. – Ты её видел? Она себя в зеркале видел? Слушай! Как язык повернулся такое сказать!

– Что? – хором спросили Лида с Наташкой.

– Говорит, изнасиловать её хотел! Слушай! Ум есть?! Наш Фархад! Он только позови, такие женщин бегом побегут, слушай. И эта! Я женщин уважаю, ты не думай, очень уважаю, но это разве женщин? – Бабаич прижал правую руку к сердцу. – Позор это, а не женщин! Участковому телефон звонил. Совсем ум нет. Какой ум, скажи? – Он горестно замотал головой. – Злой совсем, всё время пьяный, настоящий сатана! Обидно, да! Фархат обидно, мне обидно, все нормальный люди обидно, слушай.

– А участковый что говорит? – поинтересовалась Лида.

– Участковый что сказать? Участковый дела делать, а не говорить надо. – Бабаич развёл руками. – Такой уважаемый человек, кабинет хороший, да-а, большой кабинет, кресло кожаный стоит, портрет, ну, понимаешь, как положено всё, о-о-о. Номер телефона, вон, на стена у меня повешен. На всякий случай повешен, слушай! Пожарная тоже повешен, не значит, что звонить надо. Скорая повешен! Всем звонить надо, да?! Я поехал, коньяк повёз. Хороший коньяк, веришь да? Самый лучший коньяк. Целый коробка повёз. Ей доктор надо, а не участковый! Психический доктор. Такого человека подвёл. Я виноват кругом, Лида! Я! Зачем телефон стена повешал?

Лиде показалось, что старик Бабаич вот-вот заплачет.

– А Фархад? – спросила она.

– Уезжать хочет Фархад, ноги, говорит, не будет больше в этот сумасшедший дом! Я просил, Кунцов просил, участковый просил, все просили остаться, слушай. Фархад уедет, кто работать будет? Все разбегутся! Ай-ай-ай. Вот беда. – Бабаич опять огляделся по сторонам и снизив голос сообщил:

– Кунцов тоже.

– Что?! – не поняла Лида.

– Уезжать хочет, говорит, дела поделать и в заграница, в Черногорию. Жена там уже, красивый женщин, ты знаешь, дети там, купил дом, слушай. Совсем беда.

– А мы как же? – Лида расстроилась.

Бабаич пожал плечами.

– Плохо мы, Лида. Ой, плохо.

Нет, это уже решительно никуда не годилось! Ладно Денис и его семья эвакуируются, сто лет бы их не знать и не видеть, но, если ещё и все нормальные люди съедут, кто тут останется? Гундосова с прокуроршей? Кунцов, конечно, не рыцарь в блистающих доспехах, а наоборот хвастун, павлин, бахвальщик и выпендрёжник, но он, вон, строит постоянно чего-то, ремонтирует и вообще местами честный малый. Господи, спаси, сохрани и помилуй! Лида перекрестилась.

– Да! Только Бог молиться, Лида, слушай, только молиться, – поддержал её Бабаич и покачал головой.

Домой подруги вернулись в расстроенных чувствах. Понятно, что несчастная брошенная прокурорша идёт по пути Елены Леонидовны, но от этого никому не легче. Пока она по этому пути дойдёт до овощного состояния бывшей профессорши, нервов попортит окружающим от души. Так Елена Леонидовна всю жизнь была дамой приятной во всех отношениях, а уж прокурорша-то точно сатана, как её Бабаич метко окрестил, ещё и выпивоха. Она и при прокуроре любила почудить, как говорит Наташка. Хорошо, что ещё участковый оказался нормальный, не засунул Фархада в кутузку, хотя кто знает, чего это стоило