Если бы изредка не случались у нас спокойные дни (а мне хватило бы даже одного-единственного), то как я могла верить в это так сильно и так долго, неделю за неделей, месяцами?

12

Мой отец видел Кирана всего один раз, когда приезжал в Дублин на похороны. Папа вечно ходил на похороны, хотя ему было чуть за пятьдесят, причем не только на похороны знакомых, но и на похороны друзей своих родителей и похороны бывших коллег, с которыми не общался несколько десятилетий.

Им двигало не болезненное любопытство, иногда свойственное людям, чья жизнь бедна на события, не тягостное чувство долга, а великодушная готовность отдать последнюю дань усопшему, искреннее желание засвидетельствовать свое почтение. Мой отец понимает людей, и, пожалуй, именно за это его всегда так любили. Он дает людям почувствовать, что их жизнь уникальна и достойна интереса, а это, пусть и является правдой, но редко ощущается обыкновенными людьми.

После похорон – на сей раз хоронили однокашника, с которым он дружил в детстве, – папа, приняв пару кружек, встретился с нами в пабе «Нирис» недалеко от Графтон-стрит. Он был слегка подшофе, но выдавала его разве что нежная пелена во взгляде. Папа держался с Кираном тепло и эмоционально, и тот, к моему облегчению, вел себя довольно по-компанейски. Он старался как мог, а его природную холодность можно было объяснить тем, что так он давал нам с отцом возможность пообщаться.

Почти весь тот день мы с Кираном были счастливы. Когда отец отходил к стойке, чтобы взять нам выпить, мы брались за руки и склонялись голова к голове. Я заметила, что во время разговора с его ясного красивого лица не сходило нехарактерное для него приветливое выражение. В ответ на папины расспросы о его работе Киран иронично шутил по поводу своих дурацких рецензий, при этом как бы ненароком давая понять, что имеет кое-какой вес.

– Недавно редактор попросил меня сделать рецензию одной выставки чуть более хвалебной – старые друзья, понимаете? – но кто знает, куда заведет эта дорожка, верно, Томас?

Папа со смешком согласился, словно и впрямь понимал.

Я была счастлива, что отец видит его таким. Под конец вечера, когда я рассеянно обкусывала заусенец на большом пальце, Киран, не прерывая разговора с папой, взял мою руку и отвел ее от моего рта. Будь мы наедине, я бы не обратила на это внимания или даже слегка порадовалась такому домашнему жесту, но в тот момент встретилась взглядом с отцом, уронила ладони на колени, а потом сунула под себя.

На улице, перед тем как сесть на обратный автобус до Уотерфорда, отец обнял меня и сказал, что был очень рад познакомиться с Кираном.

– А вы всегда так… ласковы друг с другом? – спросил он, и я пришла в восторг при мысли, что мы произвели на него такое впечатление, но потом увидела на его лице то же выражение мягкой настойчивости, которое появлялось, когда я была подростком и папа хотел вызвать меня на откровенность, но не хотел на меня давить.

– Да, – ответила я. – Всегда.

Он неуклюже чмокнул меня куда-то между глазом и ртом теплыми сухими губами, и я вернулась в паб к Кирану.

Октябрь 2013

1

Однажды субботним вечером мы пошли в кино в старый кинотеатр «Скрин» на Хокинс-стрит. Мне всю неделю не терпелось нарядиться, отправиться с Кираном куда-нибудь, а потом пойти выпить. По пути в кино Киран был расслаблен и разговорчив. Вытащив одну руку из пальто, он накинул его мне на плечи и завернул в него нас обоих. Мы шли, крепко прижимаясь друг к другу, как в трехногом забеге, раздражали других прохожих и глупо улыбались.

Мы смотрели забористый наркотриллер с Брэдом Питтом, сидевшие позади нас подростки то и дело визжали, а когда на них шикали – гоготали. Я чувствовала, как улетучивается хорошее настроение Кирана. Его жилистое тело раздраженно напряглось. Я потянулась, чтобы успокаивающе погладить его теплую сухую ладонь, но он не ответил на пожатие.

Каждый раз, когда мальчишки шумели, у меня сводило живот и я невольно поглядывала на Кирана. Наконец он прошипел: «Хватит на меня смотреть» – и убрал руку с моего колена. Я в панике уставилась перед собой, размышляя, не предложить ли ему уйти. Шум затихал, я начинала надеяться, что все не так уж плохо и вечер еще можно спасти, а потом они опять принимались улюлюкать при виде грудей какой-нибудь актрисы или горы кокаина.

– Может, пересядем? – шепотом предложила я, но он не ответил.

На протяжении часа я сидела неподвижно, каждую секунду с ужасом ожидая очередного выкрика. В конце концов, когда мальчишки стали перелезать через сиденья и ряды и кидаться друг в друга попкорном, Киран обернулся и сказал: «Может, наконец завалите ебала?» Я зажмурилась, а они заржали и начали повторять его слова, передразнивая акцент. Киран терпеть не мог, когда над ним смеялись. Он встал и пошел к дальнему от меня выходу, чтобы не пришлось перебираться через меня или уводить за руку. Я вышла за ним, съежившись от победного гиканья пацанов.

На улице он закурил.

– Извини, – сказала я.

– За что ты извиняешься?

Я не знала.

– Давай просто пойдем выпьем? – предложила я, просунув руку ему под пальто и обняв его за талию.

– Нахер, сегодня субботний вечер, везде полно идиотов.

Я не стала возражать, что тот же субботний вечер был и до фильма, когда он сам хотел пойти вечером в бар и вместе со мной выбирал подходящее место.

– Может, тогда купим домой какой-нибудь еды и вина, посмотрим там кино или послушаем пластинки? – В моем голосе уже слышалось отчаяние.

– Ты о чем? Мы поужинали перед выходом, почему ты опять хочешь есть?

Я не хотела ни есть, ни даже пить, я хотела только придумать нам любой совместный досуг, который вернул бы ему хорошее настроение и придал вечеру какую-то форму, чтобы потом мы занялись сексом, все отмоталось назад и стало терпимым. Мы шли домой молча. Я взяла его под локоть, и он не отнял руки.

– Ты в порядке? – спросила я через несколько минут.

– Нормально. – Он по-прежнему отводил глаза.

– Ладно! Просто проверяю, – сказала я.

В квартире он переоделся в домашнее, достал книгу и принялся забивать косяк.

– Заварить чай? – спросила я.

– Как хочешь. (По возвращении домой он немного оттаял.)

– А ты-то хочешь?

– Мне все равно.

– Я заварю, только