— Почему ты этого не делаешь? — насмехался я. — Позвони в полицию, Рэйлинн, если твой телефон вообще работает. Я с удовольствием посмотрю, как ты будешь объяснять, почему ты проникла на частную собственность и в частное здание.

Я усмехнулся, легко выходя из остатков плохо нарисованного круга призыва. Она поспешно отступила назад, сунула камеру в рюкзак и подняла телефон. Она записывала меня; вероятно, это умный ход, если бы обстоятельства сложились иначе.

Умный ход, будь я человеком.

— Это то внимание, которого ты хотел?

Она пристально посмотрела на меня, направив вспышку телефона мне в лицо.

— Ну, теперь у меня есть видео, на котором видно, что ты подонок, который преследует женщин в лесу. Удачи тебе сохранить свою работу после этого!

Ее сердце колотилось со скоростью миллион миль в минуту. Я чувствовал запах пота на ее коже.

Ее взгляд переместился на дверь, обдумывая возможность побега. Затем она посмотрела вниз, на темное пятно на полу, где были ее пометки мелом. Она смотрела в замешательстве, ее убеждение, что я всего лишь разыграл ее, не совпадало с тем, что она видела.

— Как… как, черт возьми?

Прежде чем она успела пошевелиться, я схватил ее за запястье и дернул телефон вниз, убирая раздражающий свет от своего лица. Я оттолкнул ее назад, пока она не оказалась прижатой к кафедре, среди всех свечей и мерзких безделушек Либири к Глубинному. Было слишком легко забыть, как быстро люди рушились под моей силой; чтобы обуздать ее, особенно когда я был расстроен, требовалась немалая сила воли. Я был уверен, что на секунду почувствовал, как моя маскировка сползла, когда я схватил ее — хотя она не могла заметить вспышку в моих глазах, когда ее фонарь был опущен.

Ее глаза были похожи на блюдца, когда она смотрела на меня снизу вверх, ее дыхание было нервным. Я наклонился, мое лицо было в нескольких дюймах от нее, ее запах затопил меня. Черт возьми, земные тела были слишком чувствительны к раздражителям. Мое сердце забилось быстрее, на языке скопилось больше слюны, а мой член заинтересованно дернулся, когда меня окружил ее манящий запах.

— Я предупреждал тебя, куколка, — прорычал я. Ей нужно было усвоить урок, и если напугать ее было единственным способом сделать это, то так тому и быть.

— Разве я не говорил тебе вести себя прилично? Я же говорил тебе не приходить сюда, не совать свой нос куда не следует. Теперь ты действительно сделала это.

Одной рукой все еще сжимая ее запястье, я схватил ее за подбородок другой. Моя рука полностью обхватила ее подбородок и прижалась к горлу; я чувствовал, как колотится ее сердце, стучащее, как у кролика.

— Ты… ты не можешь указывать мне, что делать, — сказала она, и вся ее свирепость исчезла. Я торжествующе ухмыльнулся, увидев, как она съежилась. Это была не просто игра, записанная ради интернет-славы.

Это был вопрос жизни и смерти. На кону стояла моя свобода.

— Ты связываешься с дерьмом, о котором ничего не знаешь.

Я потянул ее вперед за подбородок, заставляя посмотреть на меня этими вызывающими глазами.

— Любопытство может убить тебя, Рэйлинн. То, что ты здесь начала, не так-то легко отменить.

Ее глаза в шоке скользнули по моему лицу.

— Ты мне угрожаешь?

— Я предупреждаю тебя, Рэй.

Она была прижата прямо ко мне, ее ноги были между моими — опасно соблазнительная поза. Дикое желание завладеть ею — всей, телом и душой — взревело во мне. Я хотел увидеть, как она упадет на колени и будет молить о прощении за свою ошибку. Я хотел почувствовать, как ее душа сливается с моей в подношении. Я хотел попробовать, как она раскрывается у меня на языке.

Должно быть, что-то отразилось на моем лице, потому что она начала вырываться из моих объятий. Покачивание ее тела между моими бедрами заставило мою хватку инстинктивно усилиться, во мне поднялось рычание, и ее глаза расширились, когда она почувствовала, что я удерживаю ее.

Но не от страха — от возбуждения.

О. Так вот как все должно было быть, не так ли?

Я взял оба ее запястья в свои ладони — такие хрупкие косточки — и прижал их над ее головой, прямо к резному деревянному кресту на кафедре, превратив ее дергающиеся пальцы подношением Христу. Я провел пальцем по ее упрямому подбородку, задержавшись там, где чувствовал нетерпеливое биение ее пульса.

— Тебе очень повезло, Рэйлинн, — мягко сказал я, удерживая ее взгляд. — Что я не склоняю тебя над этой кафедрой и не преподаю тебе настоящий урок о том, что нельзя лезть в то, чего ты не понимаешь.

Из нее вырвался тихий стон. Где-то между недоверием и желанием она стиснула зубы и прорычала в ответ:

— Я бы хотела посмотреть, как ты попытаешься, мудак.

Она наступила мне ботинком на ногу, как будто могла причинить боль. Я усмехнулся, когда мои пальцы коснулись ее подбородка и крошечной, нежной ямочки прямо под ее надутой нижней губой. Она замерла, когда я коснулся ее рта, обводя контуры ее губ, ее дыхание трепетало на моей коже.

— Не искушай меня, — прорычал я. — Просто будь хорошей девочкой, отдай мне книгу и уходи.

Она засунула гримуар в свою сумку, которая была перекинута через плечо и зажата между ее спиной и кафедрой. Она перестала сопротивляться, поэтому я медленно ослабил хватку, и какое-то мгновение она не двигалась, только смотрела. Ее пристальный взгляд медленно скользнул по мне, оценивая меня, обдумывая риск.

Затем она увернулась.

Было бы слишком легко поймать ее. Я повернулся к ней лицом, когда она начала пятиться к выходу, костяшки ее пальцев побелели, когда она сжала свой телефон. Если она хотела поиграть, как я мог ей отказать?

— Рэйлинн.

Я улыбнулся, приближаясь медленно, беспечно.

— Отдай мне книгу. Это к лучшему, правда.

Она покачала головой.

— Нет. Эта книга моя.

— Этой книги не должно было существовать!

В ее голосе появились раздражительные, собственнические нотки, когда она отчаянно цеплялась за этот несчастный гримуар, и это снова разожгло мой гнев.

— Убирайся!

Она поспешно отступала, когда я приближался. Маленькая дурочка скорее сбежит, чем будет сотрудничать. Она хотела погони, не так ли? Она хотела охоты?

Тогда на нее начнется охота.

Я перестал наступать. Я наблюдал, как она удаляется, и улыбка расползалась по моему лицу все шире.

— Отдай мне книгу.

Мой голос был мягким, предупреждающим. — В противном случае, ты будешь очень жалкой девочкой.

Ее челюсть напряглась.

— Что ты собираешься делать?

Она усмехнулась, осмелев теперь,