Военные не могли добраться до места назначения и не имели права применять силу, поэтому застряли посреди большой толпы. Ли Пэн не мог в это поверить. «Я не предполагал, что армия встретит такое массовое сопротивление при входе в город, – писал он. – Это доказывает, что решение о военном положении было известно заранее» [Чжан 2010: 199]. Ли Пэн и Ян Шанкунь сами телеграфировали о необходимости ввода армии 19 мая – за несколько часов до официального введения военного положения 20 мая. По словам историка Тимоти Брука, о введении военного положения «было известно на площади» к вечеру пятницы 19 мая. Но, как пишет Брук, не утечка информации была главной причиной того, что армия не смогла продвинуться вперед. «Поскольку граждане были непреклонны в решении не дать армии войти в город, солдаты не нашли ни одного незащищенного места. <…> Почти во всех случаях приближающиеся колонны останавливались на полпути не студентами, а горожанами, решившими защитить свой город от военной оккупации» [Brook 1992: 52, 69].

В то время как многие пекинцы успешно оборонялись, еще большее количество жителей столицы пыталось добраться до работы или запастись провизией. Утром 20 мая Ван Юань поспешила сесть на автобус и доехать до офиса – до вступления в силу военного положения в 10:00. У других была такая же цель – автобусы были более переполнены, чем обычно. Уходя, Ван сказала взволнованной бабушке: «“Я вернусь домой поздно, но ты не волнуйся.” Военное положение было хорошим предлогом, чтобы вернуться домой, когда захочу». После того как автобусы и метро перестали ходить, начальник Ван давал ей дополнительно 20 юаней в день на оплату такси. Вместо этого она решила сэкономить деньги и ходила пешком.

Бабушка Ван Юань вспоминала, как она пережила гражданскую войну между коммунистами и националистами зимой 1948 года. В воскресенье 21 мая бабушка почувствовала, что пришло время запастись продуктами на случай чрезвычайной ситуации. Она дала Ван Юань список покупок. Когда Ван ходила по магазинам, чтобы купить «огромные мешки с рисом, мукой, солью, сахаром и десять или около того банок ферментированного соевого творога», она обнаружила, что люди в ее районе скупают продукты и выстраиваются в очередь, чтобы наполнить ведра водой [Wang 2019: 202, 204].

Ван Юань, ее бабушка и их соседи, как и многие другие жители Пекина, жили в условиях военного положения. Они уделяли первостепенное внимание работе и выживанию, переговорами решали взаимные трудности, а также с любопытством наблюдали за развитием протестов. Не многие из них представляли себе, что поездки на работу, покупки или интерес к протестам скоро станут опасны для жизни. Заслуживает внимания и другая, более активная группа: рабочие, вступившие в независимые профсоюзы. Их усилия по организации забастовок и противодействию диктатуре активизировались после 20 мая.

Ученые расходятся во мнениях относительно размаха и значения рабочего движения в 1989 году. Динсинь Чжао отрицает влияние рабочих, называя крупнейшую автономную организацию рабочих, по сути, лишь «придатком студенческого движения». Поскольку Чжао говорил со студентами, а не с рабочими, неудивительно, что в его отчете роль студентов преувеличена, при этом рабочие описаны как неспособные написать листовку или принять решение [Zhao 2001: 175–176]. Однако сотрудничество рабочих со студентами показывает инклюзивность рабочего движения, а не его слабость. Такие авторы, как Эндрю Уолдер, Гун Сяося, Джордж Блэк и Робин Манро, взявшие интервью у рабочих, рассказывают совсем другую историю, в которой рабочие активисты начали строить фундамент движения за преобразование [Walder & Gong 1993; Black & Munro 1993].

Как пишут Уальдер и Гун, «в отличие от студенческого движения, рабочее движение набрало силу после введения военного положения и, казалось, обретало уверенность и силу по мере того как май переходил в июнь» [Walder & Gong 1993: 3].

Несколько рабочих сформировали ядро активистов, которые начали создавать независимый профсоюз. Многие другие вышли на улицы, чтобы выразить свое несогласие с военным положением. У Вэньцзянь, сотрудник Яньшаньского нефтехимического предприятия, был членом этой команды. В апреле 1989 года он случайно пересекся с группой студентов, которые несли портрет Ху Яобана по центру Пекина. У Вэньцзянь положил один юань в корзину для пожертвований. По мере роста протестного движения У Вэньцзянь стал чаще ходить в центр города, чтобы послушать выступления. «Все, что я там слышал, было ободряющим», – вспоминал он.

Как и многие другие жители Пекина, У Вэньцзянь стал активным участником движения, после того как армия стала угрожать его городу. «Обычные пекинцы вроде меня не присоединялись к студентам до 20 мая, [то есть до того,] когда этот идиот Ли Пэн объявил военное положение», – объяснил он. Рабочие его завода собрались и пошли в центр города. «Я остался со своим фабричным коллективом, охваченный волнением, но без каких-либо реальных политических мотивов. Многие были простодушны, как и я, просто были патриотами и поддерживали студентов», – сказал У Вэньцзянь. Он присутствовал на нескольких демонстрациях, однажды ночью даже поддерживал порядок в углу площади вместе с сотней своих коллег с нефтехимического завода [Liao 2019: 47–48].

Путь Люй Цзинхуа изначально был похож на путь У Вэньцзяня, но в итоге Люй стала одним из основных членов Пекинской автономной федерации рабочих. 27-летняя Люй, работавшая в магазине одежды, каждый день проходила мимо площади по дороге на работу. Чем больше речей она слушала, тем больше интересовалась. Люй начала присоединяться к маршам и скандировать лозунги. 26 мая она встретила Лю Цяна, рабочего типографии, отвечавшего за безопасность Федерации рабочих. Лю был в растерянности, потому что правительство назвало Федерацию рабочих незаконной организацией. Не испугавшись, Люй вернулась на площадь на следующий день, потом стала приходить ежедневно.

«Когда я присоединилась к организации, я считала, что студенты правы, – сказала она. – Частично целью рабочей организации была поддержка студентов, частично – в том, чтобы озвучивать призывы рабочих. Эта организация могла постоять за рабочих» [Гунжэнь 1990: 49–50; Black & Munro 1993: 226–227]. Люй стала лидером группы, она зачитывала объявления, открытые письма и стихи через систему громкоговорителей с генераторным питанием, которую финансировали сочувствующие предприниматели и гонконгский журналист [Zhao 2001: 174].

Что транслировали рабочие? Они резюмировали основные претензии следующим образом:

Коррупция официальных лиц, страдания рабочих под диктатурой элиты, пользующейся особыми привилегиями, разрыв между заработной платой фабричных рабочих и управленцев, который увеличивался с каждым днем, отсутствие демократии внутри рабочих подразделений, отсутствие подлинного представительства рабочих в принятии решений, ухудшение условий труда и гарантий занятости, а также резкое падение уровня жизни за последний год [Гунжэнь 1990: 174].

Негодование рабочих по поводу руководящей роли элиты было настолько сильным, что некоторые студенческие лидеры исключали их и смотрели на них свысока. Но в конце мая надежды на более широкое движение набрали силу.

22 мая Чэнь Цзымин и Ван Цзюньтао из Пекинского института социально-экономических исследований отправились на площадь Тяньаньмэнь и сумели собрать вместе многие новые группы, спонтанно образовавшиеся за последний месяц: интеллигенцию, Пекинскую автономную федерацию рабочих, простых жителей Пекина и студентов.

На следующий день зонтичная организация собралась в Китайской академии социальных наук и решила назвать себя Совместной группой по связям внутри столицы для защиты и поддержки Конституции, или для краткости СГСВС. Джордж Блэк и Робин Манро пишут, что для Ван Цзюньтао и Чэнь Цзимина создание независимой политической партии «должно было стать… кульминацией их политической карьеры». Но