Трумэн знал о существовании Манхэттенского проекта со времени своей работы председателем сенатского Комитета по расследованию программы национальной обороны: тогда он пытался выяснить, какую именно цель преследует столь крупномасштабный секретный проект, и получил отпор от самого военного министра. Тот факт, что сенатор, верный долгу, как сторожевая овчарка, и упорный, как бульдог, отказался от расследования неучтенных миллионов долларов из бюджета строительства оборонного предприятия по одному только слову Стимсона, дает некоторое представление о том, какой репутацией пользовался министр.

Когда Трумэн стал президентом, Стимсону было семьдесят семь лет. Он помнил рассказы своей прабабки, разговаривавшей в детстве с Джорджем Вашингтоном. Он учился в Академии Филлипса в Эндовере, когда обучение в этой престижной частной школе в Новой Англии стоило шестьдесят долларов в год, и ученики сами рубили себе дрова. Он закончил Йельский колледж и юридический факультет Гарварда, был военным министром при Уильяме Говарде Тафте, генерал-губернатором Филиппин при Кальвине Кулидже, госсекретарем при Герберте Гувере. В 1940 году Рузвельт вызвал его из отставки, и он сумел построить самую могущественную военную организацию в мировой истории и управлять ею при содействии своих талантливых помощников, в особенности Джорджа Маршалла, несмотря на бессонницу и мигрени, которые часто одолевали его. Он был человек долга и твердых принципов. «Главный урок, который я выучил за свою долгую жизнь, – писал он в конце своей карьеры, – состоит в том, что сделать человека достойным доверия можно, только доверяя ему; а самый верный способ сделать его недостойным доверия – это не доверять ему и выказывать свое недоверие»[2538]. Стимсон пытался беспристрастно применять этот урок к людям и народам. Весной 1945 года его чрезвычайно сильно тревожило применение атомной бомбы и последствия ее появления.

Вторым человеком, который говорил с Трумэном на следующий день, 13 апреля, был шестидесятишестилетний Джеймс Фрэнсис Бирнс, которого обычно звали Джимми: с начала апреля он стал частным лицом, обычным жителем Южной Каролины, но до того в течение трех лет был, по словам Франклина Рузвельта, «ассистентом президента»[2539]: он был директором Управления экономической стабилизации, а затем и главой Совета по военной мобилизации и работал непосредственно в Белом доме. То есть, пока ФДР занимался войной и иностранными делами, Бирнс управлял страной. «Ко мне зашел Джимми Бирнс, – пишет Трумэн о втором разговоре об атомной бомбе, – но даже он не сообщил мне почти никаких подробностей, хотя и сказал очень торжественно, что мы доводим до совершенства взрывчатое вещество, такое мощное, что оно может уничтожить весь мир»[2540]. Тогда же или чуть позже, до того как Трумэн снова встретился со Стимсоном, Бирнс добавил к своему рассказу один важный нюанс: «что, по его мнению, эта бомба вполне может позволить нам в конце войны диктовать наши условия»[2541].

На этой первой встрече в пятницу Трумэн попросил Бирнса расшифровать стенографические заметки, которые тот сделал за три месяца до этого на Ялтинской конференции; Трумэн, бывший тогда всего лишь вице-президентом, мало что о ней знал. Весь опыт Бирнса в сфере иностранных дел практически и ограничивался Ялтой. Но у Трумэна не было и этого. В сложившихся обстоятельствах новый президент посчитал, что этого будет достаточно, и сообщил своему коллеге, что хочет назначить его государственным секретарем. Бирнс не возражал. Однако он потребовал, чтобы ему была предоставлена полная свобода действий – такая же, какую Рузвельт предоставлял ему в области внутренних дел; Трумэн согласился.

«Маленький, жилистый, аккуратно сделанный человек, – описывают Джимми Бирнса современные ему наблюдатели, – со странным, остро-угловатым лицом, с которого смотрели с выражением иронического добродушия проницательные глаза»[2542]. Дин Ачесон, бывший тогда заместителем госсекретаря, считал, что Бирнс чересчур самоуверен и невосприимчив, «энергичный экстраверт, привыкший к пышным разговорам южнокаролинской политики»[2543]. Трумэн чрезвычайно проницательно охарактеризовал южнокаролинца в своем личном дневнике, который он вел время от времени; это было через несколько месяцев после их апрельского разговора:

Имел долгую беседу со своим талантливым и коварным госсекретарем. Какой же у него острый ум! К тому же он человек честный. Но все провинциальные политики на одно лицо. Они уверены, что все остальные политики неискренни. Когда они слышат чистую, неприкрашенную правду, они никогда в нее не верят – иногда это может быть полезно[2544].

Бирнс был политиком из политиков: за тридцать два года своей общественной деятельности он успел поработать, причем с отличием, во всех трех ветвях федеральной власти. Он всего добился сам, начав с нуля. Его отец умер до рождения сына. Чтобы выжить, его мать выучилась на портниху. С четырнадцати лет юный Джимми начал работать в адвокатской конторе; после этого он больше нигде официально не учился, но один из юристов заботливо руководил его всеобъемлющим чтением, которое и заменило ему школьное образование. Тем временем мать научила его стенографии, и в 1900 году, в двадцать один год, он получил работу протоколиста в суде. Он изучал право под руководством судьи, в суде которого работал, и в 1904 году получил лицензию адвоката. В выборах он впервые участвовал в 1908 году: он стал окружным прокурором и приобрел известность участием в процессах над убийцами. В 1910 году, приняв участие более чем в сорока шести предвыборных дебатах, он победил на выборах в конгресс; в 1930-м, после четырнадцати лет в палате представителей и пятилетнего перерыва, был избран в сенат. К тому времени он уже активно поддерживал выдвижение Франклина Рузвельта кандидатом в президенты. В предвыборной кампании 1932 года Бирнс был одним из его спичрайтеров, а потом активно защищал интересы Рузвельта в сенате, добиваясь принятия Нового курса. В награду за эту работу в 1941 году он был назначен членом Верховного суда Соединенных Штатов, но в 1942-м отказался от этой должности, чтобы перейти в Белый дом и взять на себя управление сложной чрезвычайной программой регулирования цен и зарплат военного времени, то есть стать тем самым ассистентом президента, о котором говорил Рузвельт.

В 1944 году все понимали, что четвертый президентский срок Рузвельта будет последним. Поэтому тот человек, которого он выбрал себе в вице-президенты, почти наверняка должен был стать в 1948 году кандидатом в президенты от Демократической партии. Бирнс ожидал, что этим человеком будет он, и Рузвельт поощрял эту надежду. Но ассистент президента был консервативным демократом с «Дальнего Юга», и в последний