– Вот и все, – оттаскивая трупы в кусты, улыбнулся ромей. – Теперь они никому ничего не расскажут.

Хрисохир молча кивнул и на миг вдруг ужаснулся тому, что содеял.

– Не переживай! – тут же утешил голос. – Ты найдешь таких на каждую ночь.

И в самом деле…

Расправив плечи, Хрисохир в сопровождении Пулада быстрым шагом направился к своему шатру. Пора было играть подъем – вершины гор уже золотило солнце.

И снова дул в лицо злой горный ветер, бросал в глаза песок, развевая плащи за спинами апостольских воинов. Никея, Никомидия, Эфес… Какой город следующий? Казалось, ничто не могло противостоять натиску войска «учеников апостола Павла». Именно так они себя называли, хоть были средь них и поклонники Магомета, и те, кто славил огненного бога Ахурамадзу, и кого только не было. Беглые рабы и опальные царедворцы, каторжники и вполне добропорядочные обыватели, вельможи и разорившиеся стратиоты-крестьяне. Истинно верующие и те, кого влачила по пыльным дорогам войны ничем не прикрытая алчность. А были и просто воины – псы войны, которым все равно за что воевать, лишь бы проливать кровь, свою иль чужую, чувствуя при каждой атаке, при каждом взмахе меча сладостное томление в жестоких сердцах.

Псы войны… Пулад задумался. Похоже, те двое каторжников, коих он пригрел еще в Тефрике, были как раз из таких, по крайней мере варяг. Что-то их не видно, должны бы уж появиться с докладом. Что же томят? Побаиваются Хрисохира?

Хрисохир скакал впереди, и ромей едва поспевал за ним, слишком уж резвым был конь повелителя. Дорога пошла вверх, в горы, Хрисохир придержал коня, дожидаясь доклада разведки, – торопиться не следовало, вполне можно было нарваться на засаду, устроенную доместиком схол Христофором – полководцем и зятем Василия Македонца, могущественного базилевса ромеев. Ничего, близок тот час…

– Конечно, близок! Не сомневайся, Хрисохир, лети бесстрашно вперед. Не жалей убитых оборвышей, в конце концов, они умерли внезапно и быстро, без лишних страданий. Совершая Зло, ты сделал для них Добро. Зло всего лишь ипостась Добра. Верь, в этом сила.

– Да, в этом сила… – шепотом повторил Хрисохир слова голоса.

Впереди, из-за скалы, поднимая пыль, вынеслась разведка. И тут же сзади подбежал к Пуладу какой-то гнусный человечишко – тощий, чернявый, жилистый с хитрым, круглым, словно бубен, лицом и бегающим взором. И смуглый – словно иссушенный солнцем. Бедуин? Вроде похож… Впрочем, черт с ним…

– С ним, с ним, Хрисохир…

– Ну, наконец-то, Истома, – отъехав в сторону, выдохнул Пулад. – Как трупы?

– Мы расчленили их на мелкие части, – гнусно усмехнулся Истома. – Остальное доделают стервятники и шакалы.

Кивнув, ромей взглянул на стоявшего за Истомой варяга – кажется, его звали Лейв. Молод, но грузен, хотя видно, что подрастерял былой жирок, – кожа на когда-то пухлых щеках повисла брылями. Глазки маленькие, жестокие. Настоящий убийца. Такие люди нужны, всегда пригодятся, главное только – вовремя от них избавиться. Нет, не зря Пулад пригрел их, спас от пристального ока начальника тайной стражи Хрисанфа. И варяг, и Истома оказались людьми верными – по крайней мере, пока, и главное, на них можно было положиться в любом, даже самом щекотливом, деле.

– Кто эти люди? – Хрисохир обернулся к подъехавшему ромею.

– Мои слуги, варяг и Истома, – с поклоном пояснил Пулад. – Бывшие каторжники, бежали с каменоломен в Киренаике.

– Как же им удалось?

– Захватили корабль, приплыли в Смирну… Опытные воины.

– Гм… – Хрисохир, скосив глаза, наблюдал за Истомой и Лейвом. У него вдруг возникло такое чувство, что когда-то давно он их хорошо знал. – Мы нигде не могли с ними встречаться?

– Вряд ли, – пожал плечами ромей. – Они провели на каторге много лет, а до этого жили у русов.

– У русов? Вот как… Ну, раз они опытные воины, пусть охраняют обоз. Непростое это дело – в предгорьях видели отряд стратиотов.

– Твое слово – приказ, повелитель! – Пулад приложил руку к сердцу. – Я передам им сейчас же. – Он дернул поводья.

– Вот-вот, – кивнул Хрисохир, тут же забыв об отданном приказе. Да и сам ли он его отдал? И своею ли волей веселился в шатре?

Вождю апостольцев некогда было задумываться. Впереди, в предгорьях, подернутое зыбкой дымкой, лежало селение… Хрисохир вытянул вперед руку с полководческим жезлом.

– Как называется город?

– Вафириак, мой повелитель, – ответил подъехавший Пулад. Поднявшееся над горами солнце озаряло белые стены города.

В новом дворце, в изумительном по красоте тронном зале – Триконхе, украшенном тремя апсидами, с богато отделанными разноцветной мозаикой стенами, под высоким потолком, поддерживаемым мраморными колоннами, в высоком кресле с золотыми львами восседал базилевс-император Василий Македонец, силой и хитростью захвативший власть в империи после организованного им убийства прежнего императора Михаила Исавра. Новый род воцарился на имперском троне, тогда пять лет назад новая династия – македонцев. Да, разные дела тогда творились. Переступив через смерть императора, Василий – никому не известный армянин из Фракии, военачальник македонского стратига Цанци – стал базилевсом, что само по себе говорило о многом. Красивое лицо императора нахмурилось, слишком уж неприятно было вспоминать о многом. А почему-то в последнее время все чаще лезли в голову нехорошие мысли. Впрочем, не все они были такими уж нехорошими. Иное вспомнить было не стыдно. Как, бросив опостылевшую службу, уехал из провинциально отсталой Македонии покорять столицу. Град Константина встретил амбициозного провинциала неприветливо, хоть и был Василий красив, силен, статен. Но таких тысячи! И кроме красоты, ума и силы хорошо б иметь хоть немного денег. Немного – по константинопольским меркам. Что ж, не все сразу.

Медленно, как самому казалось, очень медленно начал будущий базилевс взбираться по ступенькам власти. Сначала служба у Феофилицы – так за малый росток прозвали имперского чиновника Феофила. Сам низкорослый, Феофилица любил окружать себя видными приближенными. Так, волею случая и попал Василий в его свиту, поехал сопровождать патрона в его поездке по Пелопоннесу, где встретил красавицу Даниэлиду. Эх, Даниэлида… Давно не навещал ее. Жива ли? Базилевс причмокнул губами. Он был искренне благодарен этой красивой вдове, пожалуй, самой богатой женщине Греции. Настоящая аристократка, с тонкими холеными руками и властным взором, она искренне привязалась к молодому повесе, щедро осыпала золотом. Ее-то деньги и помогли устроить переворот, это только в сказках императорами становятся нищие. С Даниэлидой тоже пришлось расстаться, но мирно, по-хорошему. Что говорить, Василию вдова нравилась, другой бы и жил так с нею всю жизнь, купаясь в роскоши, но