Шрифт:
Закладка:
Что такое?..
Услышав приближающиеся шаги, ромей выглянул из шатра. Хрисохир? Нет, вождь спит в центре лагеря, а он, Пулад, должен присматривать за часовыми, чтоб не заснули, собаки…
– Господин, – тихо окликнул подошедший – ромей узнал Истому.
– Чего тебе? Кто-то пробрался к обозу с тайным умыслом?
– Нет, скорей, не к обозу. Там купец из Смирны, говорит, что тебя хорошо знает.
– Меня?
– Наверное, надеется выгодно сбыть свой товар.
– Еще бы! – Пулад усмехнулся, накинул на плечи длинную шерстяную мантию. – Пошли посмотрим, что там у вас за купец.
Они прошли на окраину лагеря. У возов горел небольшой костерок, около которого сидели двое – варяг Лейв и незнакомец в плаще с накинутым на голову капюшоном. Пулад подошел ближе.
– Ты, что ли, купец?
Ничего не ответив, сидевший у костра человек поднялся, откинул с головы капюшон. Красивое лицо ромея вдруг исказилось страхом.
– Никомед!
– Вижу, узнал. – Никомед улыбнулся в бороду.
– Если ты пришел меня убить, я подниму тревогу, – оглядываясь, быстро предупредил Пулад.
– Не успеешь! – осклабился Никомед, и Пулад почувствовал, как кто-то схватил его за руки. Обернулся – ну да, это они – Истома с варягом. Иуды!
– Прости, но так просто не сбегают с каторги, – усмехнулся Истома.
– Особенно с Киренаики, – подтвердил Никомед. – Я, как-никак, моряк, не забыл?
– Помню. – Пулад потерянно кивнул. – Интересно, что ты делаешь на суше?
– Пришел за тобой… Нет, не за тем, чтоб убить, это могли сделать и мои слуги. Мы с тобой прогуляемся немного… Хочу, чтобы ты посмотрел кое-что.
Подумав, предатель не стал отказываться – слишком уж настойчиво было сделано предложение. Закутался поплотнее в плащ, сел в седло подведенного Истомой коня и доверил свою судьбу когтистым дланям дьявола. Миновав дальние посты – а стражи-то, выходит, подкуплены! – все четверо – Никомед, Пулад со связанными за спиной руками и Истома с Лейвом – обогнули по узкой тропе высокие скалы и спустились в предгорья. Впереди, за целой стеной кустарника, не так уж и далеко, горели дрожащие оранжевые огни – то жгли на стенах костры защитники Вафириака.
– Не туда смотришь, Пулад. – Никомед оглянулся. – Во-он, ближе.
Предатель присмотрелся и почувствовал, как заныло сердце: то, что он принял за плотную стену кустарника, оказалось войском. Пулад узнал гордость императорской армии – катафрактов, за ними блестели щиты тяжелой стратиотской пехоты, еще дальше – союзники – болгары или мадьяры в остроконечных шапках. Боже, как же их много!
– Кажется, на этот раз ваш хваленый Хрисохир попал в ловушку! Задумайся о своей судьбе, Пулад.
– Уже задумался, – отрывисто буркнул предатель. – Чего ты хочешь?
– Голову!
– Голову?
– Голову Хрисохира. Не я хочу – базилевс.
– Что ж. – Пулад кивнул. Предавший раз, предаст и другой, и третий. Посмотрел на Истому с Лейвом: – Эти помогут мне?
– Всенепременно!
Над черными скалами медленно поднимался красный рассветный круг солнца.
– Ромеи! – Оказавшись в лагере, Пулад первым делом бросился к шатру Хрисохира.
– Что? – Вождь апостольских братьев, едва успев натянуть кольчугу, вскочил на коня. – Трубите сбор и выход!
Завыли рожки, загрохотали литавры, войско еретиков выстраивалось для похода.
– За мной! – обернувшись, махнул рукой Хрисохир, он вовсе не был трусом.
Войско павликиан спустилось в предгорья, на ходу перестраиваясь для атаки. Вот они – белые стены Вифириака! А жители его – тупые ослы! Они что, забыли, что стало с Никомидией, Никеей, Эфесом?
Снова загрохотали литавры. Хрисохир привстал в седле и сквозь зубы бросил лишь одно слово:
– Вперед!
Сотники передали приказ командира. Войско пришло в движение. Первой двинулась конница – любо-дорого было смотреть, как окружают город сотни уверенных в себе воинов на быстрых конях. Над головами развевались разноцветные бунчуки. Качались, блестя на солнце наконечниками, копья. Предчувствуя бой, грызли удила кони. Рассыпавшись мелкой рысью, конница рвалась в битву. За ней, проваливаясь в песок, едва поспевала – а в большинстве случаев и вовсе не поспевала – немногочисленная пехота. Во-он впереди выскочил из-за стен конный отряд. Безумцы! Что смогут сделать они против куда как превосходящей их числом конницы братьев? Вот уже скрестились сабли, лязгнула сталь, сталкиваясь, вскинулись на дыбы кони.
– А-а-а!!! – Хрисохир с радостным криком ворвался в гущу врагов, напополам разрубив сунувшегося под меч воина, оглянулся – апостольцы уверенно наступали. Повсюду слышались крики, стоны раненых, злой хрип лошадей. Вождь еретиков ударом копья выбил из седла наскочившего на него воина, повернулся к другому… Что это? Показалось? Нет… Тренированный глаз его вдруг увидел, как из-за скал появляются блестящие точки. Точки быстро приближались, уже не осталось сомнений – то двигалась броненосная конница катафрактов. А за ней, чеканя стальной шаг, шла тяжелая стратиотская пехота.
– Назад! – предчувствуя неладное, изо всех сил закричал Хрисохир.
Но было уже поздно. Уже, как нож в масло, вторглись в гущу боя конные тяжеловооруженные катафрактарии, сминая все на своем пути, шла по трупам убитых и раненых броненосная пехота.
– Слава базилевсу! Слава!
– Чего ж ты ждешь, Хрисохир? – вдруг послышался голос. – Спасайся! Еще не все потеряно – стены Тефрики крепки, а защитники отважны.
– И в самом деле. – Хрисохир усмехнулся и, развернув коня, поскакал в горы. За ним едва поспевали верный слуга Диаконица и прочие слуги.
Вот и горы. Спасительные горы. Вон, скорей в то ущелье. А там – горными тропками вверх, и все – свобода. Ищи – не поймаешь.
Вдруг мимо просвистела стрела. Хрисохир оглянулся и не поверил своим глазам.
– Пулад? Зачем ты стреляешь в меня? Что я тебе сделал плохого?
Ромей нехорошо усмехнулся.
– За благодеяния твои воздам тебе сегодня!
Хрисохир поворотил коня, задумав сразиться с предателем, но предатель оказался ловчее и живо всадил копье в бок предводителю братьев. Потеряв от боли сознание, тот свалился с коня. Верный слуга Диаконица, подбежав, положил голову на колени своего обожаемого хозяина и зарыдал. Пулад спешился, подошел ближе. Варяг Лейв опередил его – оттолкнул слугу и, взмахнув мечом, отрубил голову лежащему без чувств Хрисохиру.
Во дворце Петрии базилевс нежился в обществе дочерей. Поднявшись на стену, долго смотрел на море – ласковое, палево-голубое, теплое. Вокруг густо росли оливы и кипарисы, а специально посаженные в прошлом году розовые кусты источали такой аромат,