Прошел год, в течение которого Наполеон был занят Испанией. 17 мая 1809 года из вновь завоеванной Вены Наполеон провозгласил поглощение папских государств Французской империей и конец временной власти пап. 10 июня папа римский отлучил Наполеона от церкви. 6 июля генерал Раде ввел часть французских войск в аудиенц-зал Папы и поставил его перед выбором: отречение от престола или изгнание. Пий взял только свой бревиарий и распятие и последовал за своими похитителями в ожидавшую его карету, которая повезла его вдоль итальянского побережья мимо Генуи в Савону. Там его держали в вежливом заточении, пока Наполеон — после публикации о предполагаемом заговоре с целью похищения понтифика в Англию — не перевел его в Фонтенбло (июнь 1812 года). 13 февраля 1813 года Пий подписал новое соглашение с Наполеоном; 24 марта он отозвал свою подпись. В своей дворцовой тюрьме он жил просто, вплоть до починки собственных рубашек.15 Он оставался там во время всех событий 1812 и 1813 годов, пока 21 января 1814 года Наполеон, которому самому грозило тюремное заключение, не приказал вернуть его в Савону. В апреле союзники, взяв Париж и Наполеона, отправили Папе известие о том, что он свободен. 24 мая Пий VII, измученный физическими и душевными страданиями, вновь вступил в Рим. Почти все население встретило его с пылом и восторгом; молодые римляне соревновались за привилегию сменить лошадей и дотащить его карету до Квиринала.16

За время своего недолгого управления Папскими государствами французские администраторы Наполеона, которым помогали местные либералы, преобразовали экономическую и политическую сцену с, возможно, болезненной энергией и скоростью. С феодализмом и инквизицией было покончено. Более пятисот религиозных домов были закрыты, что дало неуютную свободу 5852 монахам и монахиням. Коррумпированные чиновники были уволены, была введена государственная бухгалтерия. Дороги были отремонтированы и приведены в порядок; разбойничьи нападения были почти прекращены. Улицы были очищены и освещены; четверть Понтийских болот была осушена и возделана. Была провозглашена религиозная свобода; евреи свободно покинули свои гетто; процветали масонские ложи. Множились больницы, улучшались тюрьмы, строились и работали школы, был открыт новый университет в Перудже. Продолжались раскопки классических останков, и Канова возглавил музей, в котором хранились находки. Но налоги собирались с неслыханной настойчивостью, а мужчин призывали в национальную армию. Купцы жаловались на ограничения, наложенные на торговлю с Англией. Большинство населения не одобряло внезапную трансформацию традиционных институтов и скандальное отношение к Папе, которого начали любить даже атеисты. «Население с сожалением вспоминало мягкое и ленивое правление Папы».17

В целом, заключение Наполеоном Пия VII в тюрьму было удивительной ошибкой для столь проницательного правителя. Конкордаты и коронация принесли консулу и императору полезное примирение с католиками всей Европы и даже формальное признание его правления почти всеми королями Европы; но его дальнейшее обращение с папой оттолкнуло почти всех католиков и многих протестантов. Папство укрепилось благодаря попытке Наполеона сделать его своим политическим инструментом; французская католическая церковь, которая до его времени была «галликанской», то есть антипапской, теперь отдавала свое почтение и лояльность папству. Иезуиты, изгнанные политически запуганным Папой, были восстановлены во всем христианстве мягким, но решительным Пием VII в 1814 году. Временная власть папства была возобновлена в том же году, а его духовное могущество усилилось благодаря спокойному сопротивлению заключенного в тюрьму Папы. Сам Наполеон в период между отречениями от престола признал свое неверное отношение к Пию VII. «Я всегда считал Папу человеком с очень слабым характером… Я относился к нему сурово. Я был неправ. Я был слеп».18 С другой стороны, Пий никогда не недооценивал Наполеона, во многом восхищался им и проявил к нему определенную нежность, когда его бывший тюремщик стал в свою очередь узником. Когда мать Наполеона пожаловалась Папе, что англичане плохо обращаются с ее сыном на острове Святой Елены, Пий попросил кардинала Консальви заступиться за его павшего врага.19 Папа пережил императора на два года. Он умер в 1823 году, бормоча в бреду: «Савона, Фонтенбло».20

V. ПОЗАДИ СРАЖЕНИЙ

Битвы — это технический фейерверк исторической драмы; за ними стоят любовь и ненависть мужчин и женщин, тяжкий труд и азарт экономической жизни, поражения и триумфы науки, литературы и искусства, отчаянная тоска религиозной веры.

Возможно, итальянец и был торопливым любовником, но он ревностно следил за продолжением рода и так замусорил золотой полуостров своими подобиями, что одной из функций сражений стало уменьшение тянущейся толпы. Церковь поощряла бездетность больше, чем прелюбодеяние, ибо так она могла обезоружить несогласных размножением. Она улыбалась Эросу и не накладывала пуританского покрова на карнавальные экстазы. Девушки почти всегда были девственны, потому что замуж выходили рано, и добрачный контроль был строгим; но после замужества — поскольку это обычно был союз имущества — женщина могла взять себе кавалера или даже любовника и оставаться респектабельной; если же она заводила двух или трех любовников, ее считали «немного дикой». Это, однако, свидетельство Байрона,21 которому нравилось считать каждую женщину доступной. Возможно, он хотел сказать только о Венеции, где Венера казалась особенно уютной, но Стендаль в своем «Шартрезе де Парме» дал похожую картину Милана.

Несмотря на столь легкие нравы, жизнь миланцев в 1805 году показалась госпоже де Ремюзат скучной, она оплакивала «абсолютное отсутствие семейной жизни — мужья чуждаются своих жен, оставляя их на попечение кавалера-сервента»;22 А госпожа де Сталь, блиставшая в бисексуальных дискуссиях, была недовольна тем, что считала поверхностностью разговоров, в которых доминировали мужчины; «итальянцы, — думала она, — страдают от усталости думать».23 Итальянцы могли бы напомнить ей, что Церковь не одобряет внятного мышления; и подавляющее большинство из них соглашалось с Папой, что религия с устоявшимся вероучением и трансальпийскими доходами была благотворным институтом в Италии. Тем не менее, среди образованного меньшинства было много тихих свободных мыслей,24 и много политической ереси. Альфьери мог рапсодировать о Французской революции, пока она не конфисковала его имущество, а сотни итальянцев аплодировали при известии о падении Бастилии. В Италии существовали бисексуальные общества вежливого обучения, такие как Академия дельи Аркадия; а некогда знаменитое собрание ученых мужчин и женщин, Академия делла Круска, была воссоздана в 1812 году. В 1800 году женщина, Клотильда Тамброни, преподавала греческий язык в Болонском университете.

Там и в других итальянских университетах процветали наука и медицина. В 1791 году