Шрифт:
Закладка:
– Если бы я был так же пристрастен к спорам и суетен, как вы, то не продолжал бы доселе беседовать с вами, так как вы не стараетесь понимать того, что говорю, а напрягаете свои силы только, чтобы сделать какое-нибудь возражение. Но теперь, так как я боюсь суда Божия, – я не спешу с решительным приговором ни о ком из вашего рода, думая, не есть ли он из числа тех, которые могут спастись…
Но удивительнее всего, что эта беседа продолжилась и на следующий день! Трифон снова явился в парк и привел с собой новых слушателей, пожелавших увидеть ученого мужа в плаще философа, который исповедовал христианство.
Как позже напишет Иустин, люди окружили его «как будто в театре», и он согласился повторить Трифону все, что было сказано вчера, хотя «кратко и сжато, ради тех, которые пришли с тобою сегодня».
– …Хотя бы ты еще пространнее повторял то же самое, будь уверен, что я и присутствующие очень рады слушать, – с благодарностью ответил ему Трифон.
Куда подевался вчерашний веселый насмешник, уверенный в собственном превосходстве и правоте?
Да и Иустин теперь обращался к слушателям как к единомышленникам: «друзья мои», «государи мои»… Его речи больше напоминают уже не ученый диспут, а взволнованную христианскую проповедь.
– …Вы лучше оставьте любовь к спорам и покайтесь прежде, нежели придет тот великий день суда, когда, по предсказанию Писания, как я доказал, будут рыдать все из колен ваших, пронзившие этого Христа, – призывал он собравшихся в парке евреев.
Слушатели долго не хотели расходиться, желая и дальше «вместе исследовать слова Писания».
Но Иустина уже ждал корабль, который должен был отвезти его в Рим. Трифон с товарищами провожали Иустина на пристани как учителя, желая доброго пути и надеясь на новую встречу.
Эта беседа в Эфесе описана в знаменитом сочинении Иустина Философа «Разговор с Трифоном Иудеем».
Одни исследователи считают, что Иустин во всех подробностях, стараясь не пропустить ни слова, записал важный спор, имевший место в Эфесе, попутно дополнив его новыми аргументами в пользу христианского учения. Другие склоняются к мнению, что в своем произведении философ-христианин просто использовал любимую в эллинском мире литературную форму диалога, и иудей Трифон – вымышленное лицо. Как бы то ни было, благодаря «Разговору с Трифоном Иудеем» теперь мы имеем наглядное представление, как искусно Иустин Философ побеждал в спорах скептиков и идейных противников.
Так кто же этот молодой странствующий философ?
Известно, что он родился в Самарии, в древнем городе Сихем, который после разорения римлянами стал называться Флавия Неаполис, в честь императора Флавия Веспасиана – того, кто сначала прошелся по городу войной, а затем велел восстановить его по римскому образцу. Дед Иустина носил греческое имя Вакх, или Вакхий, отец – распространенное латинское имя Приск. Предположительно они принадлежа ли к римским колонистам, прибывшим поднимать Сирию из руин после первой Иудейской войны 66–71 годов.
Но сам Иустин явно родился не строителем, а философом – любителем мудрости. Он с юности искал истину в разных философских школах – сначала у стоиков, затем среди последователей Пифагора и Аристотеля и, наконец, в возвышенном учении Платона. Но душа его жаждала чего-то иного…
Церковный просветитель и историк А. Н. Муравьев («Первые четыре века христианства») сумел в одном абзаце объяснить, что же не устраивало христиан в многовековой античной мудрости:
«Стоики предлагали страждущему человеку только холодный ум и неумолимую силу рока. Платоники в утонченных своих исследованиях искали только идеи истинного и прекрасного, но находили только мечту и не достигали цели. Эпикурейцы тонули в наслаждениях чувственных, все покоряя животному началу. Скептики во всем сомневались. Эклектики, ничему не доверяя, составили себе из чужих обломков странную систему». Веру Иустина определила встреча с человеком, который не был ученым мужем.
Однажды юноша гулял в уединенном месте за городом, на берегу, где ему никто не мешал предаваться размышлениям, и встретил там незнакомца. Его ближние ушли в море, а он ожидал их возвращения. Незнакомец поинтересовался у юноши: что он тут делает один?
– Я люблю такие прогулки, где ничто не развлекает моего ума, и я могу беседовать с самим собою, не опасаясь перерыва, – ответил ему Иустин. – Эти места весьма удобны для умственных занятий.
– Так ты любитель умствований, а не дел и истины, – заметил незнакомец, – и не стараешься быть более деятельным мудрецом, а не софистом.
Они разговорились о мудрости, границах человеческого познания и других интересных вещах. Собеседник оказался христианином и посоветовал юноше искать ответы на все вопросы в Священном Писании, и прежде всего – молиться Богу.
С той поры Иустин не встречал этого человека, он даже не узнал его имени. Но незнакомец словно открыл перед ним новые двери – иной способ познания истины: не путем логических умозаключений, а вслушиваясь в голос Самого Бога, различимый в древних пророчествах. С тех пор Иустин не расставался со Священным Писанием, а через несколько лет принял и крещение.
По словам апостола Павла, христианин должен служить людям в том звании, в котором призван, – и Иустин стал делать это в плаще философа.
«Всякий, кто может возвещать истину и не возвещает ее, будет осужден Богом», – убежденно напишет он об этом в «Разговоре с Трифоном Иудеем».
Итак, Иустин становится странствующим философом-христианином. Он много путешествовал по городам Малой Азии, посещал знаменитые школы в Александрии, использовал любую возможность говорить о Христе и убеждать неверующих.
Добравшись до Рима, Иустин открыл там христианскую школу, наподобие распространенных в то время частных философских школ. У него появились преданные (как мы увидим – до смерти!) ученики. Как никто другой, он старался найти точки соприкосновения христианского учения с греческой философией и совершенно по-новому, через пророчества Священного Писания, осмыслить всю мировую историю.
Но в историю христианства Иустин Философ вошел прежде всего как апологет, силой слова защищавший христианскую веру.
Во II веке христианство особенно нуждалось в защите умных, образованных людей от всех, кто считал веру во Христа «религией рабов и черни».
Писатель-апологет II века Марк Минуций Феликс в своем сочинении «Октавий» вложил в уста язычника Цецилия весьма распространенное мнение, что христиане – это люди из «жалкой, запрещенной, презренной секты, которые набирают в свое нечестивое общество последователей из самой грязи народной, из легковерных женщин, заблуждающихся по легкомыслию своего пола…»
Простой народ, краем уха услышав что-то о христианских вечерях любви, вкушении плоти и крови, заклании Агнца, – давал волю воображению и придумывал невообразимые небылицы. Чтобы понять всю дикость возводимых на христиан обвинений, прочитаем мнение
