– Нет, милый. Просто у нескольких детей здесь такие болезни, что им никак нельзя подвергаться воздействию микробов, ведь от этого им станет намного хуже. Поэтому мы всегда надеваем маски и халаты, заходя к ним, – она указала на коридор. – В нише увидишь раковину, где тебе надо будет как следует вымыть руки с жидким мылом из зеленой бутылки. Ототри их до локтей, намыливай целую минуту, прежде чем смыть, хорошенько вытри полотенцем с вешалки, а потом приходи сюда. – Когда я уже направлялся к нише, она добавила: – Воду включи горячую.

Я сделал все, как велела медсестра. Когда вновь вернулся к посту, она выдала мне халат, который я накинул поверх одежды. Она уже была в халате и маске. Миссис Доусон сидела за стойкой регистрации.

Я уже тогда начал осознавать, как мне повезло по сравнению с детьми, которые здесь лежат. Я даже не знал, что такие болезни существуют, тем более у детей.

– Энн рассказала мне о мальчике где-то твоего возраста. Он лежит в палате прямо по коридору. У него рак. А в двух палатах от него – девочка, у которой плохо работает иммунная система.

Рак? Я думал, что раком болеют только взрослые. Мне казалось, это связано с многолетним употреблением сигарет, так что детям такая болезнь не страшна. Но сейчас мы шли к мальчику, больному раком. Когда я вошел в палату, мне вновь захотелось убежать.

Я в жизни не видел таких бледных людей, как этот мальчик. И он был лысым. У него не было даже бровей. Он играл с деревянной доской с колышками. Увидев нас, он улыбнулся.

– Тоби, – произнесла медсестра, – это Джек. Он хочет с тобой познакомиться.

– Привет, – сказал Тоби. Его глаза ввалились вглубь, под ними набухли черные круги. Он весил, наверное, фунтов пятьдесят, не больше.

– Привет, – ответил я и замолчал, не зная, что сказать дальше.

– Тоби десять лет, – сказала Энн Кеннеди.

Я смотрел на Тоби как на научный проект, с которым что-то пошло не так. Я думал, доживет ли он до моего возраста, и сомневался. Мне очень хотелось расплакаться или повернуться и убежать, но я не сделал ни того, ни другого.

– Ты слышал о мальчиках, которых собака спасла от пантеры? – спросила медсестра Кеннеди и потрепала Тоби по плечу так нежно, что он, может быть, даже этого не почувствовал. Тоби кивнул.

– Да, я как-то слышал, когда вы об этом говорили.

– Джек – хозяин этой собаки.

Тоби посмотрел на меня и широко улыбнулся. Его темные глаза заблестели. Казалось, они вот-вот вылезут из орбит, таким впалым было его лицо.

– Правда? – спросил он так, будто я был знаменитостью. Я улыбнулся ему в ответ.

– Да. Он дрался с пантерой и спас всем нам жизнь. Я две мили тащил его на руках к ветеринару.

– Ого, круто! – воскликнул Тоби. – А мне не разрешают завести собаку из-за рака.

Я не понял, как связаны собака и рак, но сделал вид, что понял. Было видно – ему тоже хотелось бы, чтобы у него был пес.

– Знаешь, как в это играть? – спросил он, протягивая мне дощечку. Это была игра вроде шашек: одна ячейка была пустой, и, перепрыгивая через колышек, надо было его вынуть. Побеждал тот, у кого оставался только один.

– Конечно, – ответил я и взял дощечку. В итоге у меня осталось три колышка, и я не мог двинуться дальше. – Теперь ты давай.

Спустя несколько минут игры и разговора я понял, что мы остались одни. Медсестра ушла. Впрочем, я слышал, что она за дверью разговаривает с миссис Доусон. Я рассказал Тоби о Скелете и Сатане. Мне хотелось спросить его, будет ли он жить, но я понимал, что это было бы очень грубо. Наконец я извинился и сказал:

– Надеюсь, ты скоро поправишься.

Он поблагодарил меня и ответил, что я могу прийти еще, если захочу.

– А теперь пойдем к Сюзанн.

С этими словами медсестра с интересной фамилией Кеннеди повела меня к закрытой двери, на которой висела табличка, что посетители должны быть в масках и халатах. У двери сказала мне, что она должна спросить у девочки, готова ли та принять посетителя, просунула голову в дверь и поинтересовалась: – Сюзанна? Ты одета?

Приятный девичий голосок ответил, что да.

– К тебе посетитель, – сказала медсестра, – молодой человек. Симпатичный.

Я вспыхнул. Сюзанна произнесла всего одно слово – «Хорошо» – и сделала это без особой радости, отчего мое смущение усилилось. Я даже подумал, почему взрослые всегда отпускают подобные комментарии, когда знакомят мальчика с девочкой. Как будто хотят, чтобы они начали встречаться, или что-нибудь в таком духе.

Войдя, я увидел девочку, лежавшую на кровати, и меня поразило, до чего она была хрупкой. Совсем как Тоби, её сосед, больной раком. Ещё она своей худобой напомнила мне Скелета в тот день, когда я увидел его в первый раз.

Медестра и ей рассказала о Скелете и о том, как он спас нас от пантеры. Сюзанна, судя по всему, была впечатлена, но ей было явно слишком тяжело общаться с незнакомыми людьми, тем более с мальчиком, которого назвали симпатичным, поставив ее в неловкое положение.

Мы немного пообщались, и я узнал, что у нас с ней одинаковый возраст, хотя она казалась младше. Я рассказал ей про наш поход, про летний лагерь, а потом сказал:

– Отдыхай, ладно?

Она виновато улыбнулась в ответ, как бы извиняясь за свою слабость. Я постарался убедить ее, что все в порядке. Когда я уже шел к двери, она вдруг позвала меня:

– Джек?

Я повернулся к ней.

– Она права. Ты и правда симпатичный.

Мне хотелось провалиться сквозь пол, но я ответил стандартное «Спасибо» и добавил: «Ты тоже». Мне казалось, что она, конечно, понимала, что слишком худая и слабая. Но я видел – она была бы очень хорошенькой, если бы не болезнь. Она вновь улыбнулась. Выходя из палаты, я мысленно удивился, как же она могла разглядеть, симпатичный я или нет, если на мне была маска, и решил, что она сказала так просто из вежливости.

Это продолжалось весь день. Медсестра с такой замечательной фамилией представляла меня пациенту, а потом выходила и вместе с миссис Доусон ждала меня за дверью, как будто я просил дать нам побыть наедине.

Когда мы обошли всех детей, я вернул медработнице халат и маску, и мы с миссис Доусон поехали на лифте вниз. Как только двери лифта закрылись, я разразился слезами, которые сдерживал с тех пор, как мы вошли в палату Тоби. Миссис Доусон не говорила ни слова, пока мы не сели в машину.

– У каждого в жизни есть свои неприятности, Джек, – сказала она, – но у некоторых их гораздо больше. Помни об этом, когда вновь начнешь жалеть себя.

Когда слезы перестали литься, я вспомнил слова Хэнка о миссис Доусон. Он назвал ее эксцентричной. И на это действительно указывало многое – Йоги, «Янки», забывчивость, привычка говорить сама с собой. Но я начал понимать и вторую половину его фразы – о том, что, узнав ее получше, я пойму, что она очень милая леди. Так оно и было, хотя тогда я еще не осознавал, что «милая» – очень слабое слово для того, чтобы верно ее описать. Она была гораздо больше, чем просто милая.