Шрифт:
Закладка:
— Привет, — машинально кивнул Михаил, и Юра нырнул обратно в гостиную, откуда слышался шум работающего телевизора.
— Ладно, — сразу после этого вздохнула Таня, потерев лоб тыльной стороной ладони. — Миш, давай поговорим спокойно, а? Переодевайся и приходи на кухню.
— Нет, Тань, — отказался он, — не сегодня. У меня голова не соображает.
Жена тут же вновь взвилась почти до потолка.
— У тебя она никогда не соображает, когда речь идёт о том, чтобы поговорить о наших отношениях!
— Тань, — устало вздохнул Михаил, — у тебя склероз? У нас нет отношений. Мы так договорились десять лет назад, забыла? Никаких отношений, кроме родительских.
— Ты этого сам захотел! Ты, не я!
— То есть, — он не выдержал и ядовито, но тихо засмеялся, — если бы я взял и привёл в дом девочку — плод своей связи с другой женщиной, ты бы приняла это и захотела со мной после подобного общаться, как по-прежнему?
— Представь себе, да! — заявила Таня резко и почти торжественно, но Михаил только улыбнулся. Наверное, она думала, что после такого заявления муж растает, но Алмазов прекрасно понимал: Таня врёт, она никогда не приняла бы чужого ребёнка. — И я не приводила Машу, я её родила! И…
— Тань, — перебил жену Михаил, — можно, я просто пойду уже в свою комнату, приму душ и лягу спать? Давай завтра поскандалим, серьёзно, я сегодня слишком устал.
Жена что-то сдавленно прорычала и, развернувшись, убежала обратно на кухню.
А ведь когда-то он обязательно побежал бы за ней, чтобы утешить, поцеловать, попросить прощения… А теперь — лишь бы не видеть, не слышать, и уж тем более не осязать.
А началось всё это, как ни странно, в тот день, когда родилась Маша.
Глава 28
Нет, Михаил тогда ещё не всё понял. Просто, посмотрев на фотографии новорожденной дочери, которые ему прислала Таня, удивился — показалось, что у девочки в будущем будут карие глаза, слишком уж тёмными были глаза Маши. Хотя у всех новорожденных цвет глаз мутноватый, поэтому Михаил подумал — ерунда, может, просто тёмно-синими окажутся в итоге.
Но Маша росла, и Алмазов недоумевал всё сильнее. Они с Таней были голубоглазыми и светловолосыми, очень белокожими, а Маша — смуглой, кареглазой и с волосами чёрными, как у какой-нибудь армянки. Да она и вообще казалась Михаилу похожей на армянку или грузинку — широкие тёмные брови, нос с горбинкой. Рядом с ним, Таней и Юрой Машу можно было принять за кого угодно, но только не за родственницу.
— И в кого она такая тёмненькая? — улыбнулся он как-то шутливо, тетёшкая дочку, которую искренне обожал — а как можно было не обожать такую куколку? — и замер, заметив, как Таня побледнела и отвела взгляд.
— Ну, у меня вроде прадедушка был грузином… — пробормотала жена и с неловкостью улыбнулась.
Маше тогда было полгода. И чуть позже Михаил, стоя возле её кроватки и глядя на тёмные волосы, пушистые ресницы, смуглую кожу со здоровым младенческим румянцем, с ужасом думал о том, что эта девочка может оказаться не его дочерью. И что тогда? Он успел искренне полюбить её и не представлял, как отказываться от отцовства. Да и… нет, не могла Таня изменить ему. Она же обещала!
В тот вечер Михаил понял, что не сможет сделать ДНК-тест: просто не выдержит, если окажется, что его подозрения правдивы. А если не правдивы, то тем более будет безумно стыдно перед Таней, даже если она и не узнает, что он обращался в лабораторию. Нет… лучше не знать. Маша — его дочь, и неважно, на кого из родственников она похожа. Да и не могла Таня соврать, это уже совсем край какой-то! Разве так можно поступать с любимым мужем?
Да, в то время Михаил убедил себя в том, что лучше оставить всё, как есть, и ничего не проверять. Ему банально было страшно, причём страшно и в том, и в другом случае — и ошибиться, и получить подтверждение собственным подозрениям. Да и любил он Машу, и отвозить её биоматериал на ДНК-тест казалось Алмазову чуть ли не оскорблением.
Слава Богу, родителей Тани к тому времени уже не было в живых, и дальнейшие события они не застали.
Несмотря на самоубеждение в том, что всё в порядке и идёт по плану, Михаил начал сторониться жены. Причём не мог даже понять, отчего — то ли из-за стыда, что подозревает её в каком-то непотребстве, то ли из-за брезгливости при мысли о том, что его подозрения могут быть правдивыми. В то время он даже секса с ней по-настоящему не хотел и использовал любой предлог, чтобы избежать близости. Поначалу задерживался на работе по любому поводу, затем придумал себе болячку и якобы посещал уролога, чтобы справиться с ней.
В итоге Михаил не выдержал. И перед вторым днём рождения Маши решил, что незнание в его случае хуже знания — он просто сходит с ума, вон, жену уже хотеть перестал, брезгует. Взял у дочки биоматериал и понёс в лабораторию. Поклялся себе, что если ошибается, то всё расскажет Тане и на коленях попросит прощения за собственные ужасные мысли.
Самым кошмарным в той ситуации было то, что в глубине души Михаил всё-таки верил в невиновность супруги. Поэтому результат теста оказался для него шоком. Отцовство Алмазова было полностью исключено.
Он переделал тест в другой лаборатории — то же самое.
И после этого Михаила накрыло такой яростью…
Первым порывом было пойти к Тане, устроить скандал, бросить в лицо результаты и потребовать объяснений. Но затем он вспомнил прошлый раз, когда жена задурила ему голову — теперь Алмазов не верил, что увиденное свидание с неизвестным мужиком было у неё единственным, раз привело в итоге к беременности не от мужа, — и решил для начала обратиться к частному детективу. Чтобы уж точно узнать правду, а потом выслушивать Танины объяснения и оправдания. Правда, перед тем, как обратиться в агентство, Михаил хорошенько напился, чтобы заглушить боль и ярость, и шёл на встречу почти в неадекватном состоянии, покачиваясь, как лист на ветру.
Результаты расследования были готовы через несколько недель и повергли Алмазова в ещё больший шок, но зато и уничтожили ярость, оставив после себя только усталость и желание закопать папку, которую предоставил ему детектив, где-нибудь
