Шрифт:
Закладка:
- Ты за это ответишь, - тихо бросает он, и в его голосе звучит едва уловимое железо.
От этого нарочито спокойного тона мне вдруг становится не по себе. Обычно, когда Шульц так разговаривает – жди беды. Но я стараюсь не поддаваться страху и беззаботно шествую по коридору, даже не подозревая о том, что буквально через пару дней этот гад подвергнет меня публичному позору.
Кристина
- Кажется, я знаю, почему ты грустная, - подсаживаясь к новенькой, говорю я.
Вера Мартынова перешла к нам в класс в начале этого учебного года, и все семь месяцев сидит за партой в одиночестве, которое язык не поворачивается назвать гордым. Унылая и грузная, она сразу стала предметом насмешек одноклассников из-за лишнего веса и дурацкой мешкообразной одежды, за которой, очевидно, пыталась скрыть свои неидеальные формы.
- Почему? – поворачивается ко мне девчонка, и я замечаю застывшие на ее ресницах слезы.
- Потому что жирная, - прямо говорю я.
Нет, разумеется, я не преследую цели задеть ее еще больше, но и юлить, делая вид, что она совсем не толстая, тоже не собираюсь. Я просто констатирую очевидный факт, который она и без меня знает.
Однако Веру, судя по ее исказившемуся от обиды лицу, моя прямолинейность уязвляет, и она, громко шмыгнув, переводит взгляд к окну.
- Но меня это совершенно не напрягает, - спешу объясниться я. – Ну, в смысле… Мне плевать, худая ты или толстая, я отношусь к тебе нормально в любом случае.
Когда я была помладше, тоже грешила тем, что издевалась над ребятами, которые по каким-то параметрам выделялись из толпы и не могли дать отпор. Гнобила их, шутки оскорбительные отпускала, подзатыльник могла дать – как только ни безобразничала.
Но с возрастом я поняла, что травить тех, кто слабее тебя в моральном или физическом плане – самое последнее дело. Показывать, какой ты крутой, надо в борьбе с сильными соперниками, а самоутверждаться на хлюпиках, загнанных в роль жертвы общественным мнением – совсем не по-пацански.
- С-спасибо, - удивленная моим заявлением Вера выдавливает некоторое подобие улыбки.
- А ты чего раскисла-то? – стараясь звучать как можно дружелюбней, интересуюсь я. – Опять, что ль, достают?
- Ага, задолбали уже, - размазывая влагу по щекам, кивает она.
- Ты не плачь и не рыдай, а подойди и в рожу дай, - советую я.
Ого, даже в рифму получилось.
- Куда уж мне? – обреченно вздыхает Вера. – Тем более я даже не знаю, кто именно это сделал, тут меня все ненавидят!
- Ты о чем? – непонимающе хмурюсь.
- Да вот, смотри, что в рюкзак подложили, - с обидой выпаливает она, а в следующую секунду кладет на парту палку колбасы.
- Опачки, - округляю я глаза. – А сервелат тут при чем?
- Ну как же? Они меня ведь колбасой обзывают! – ее глаза вновь наполняются слезами.
- Ни хрена себе! – смеюсь я. – Да ты же радоваться должна, тебе на халяву хавчик подогнали!
Подношу сервелат к лицу и глубоко тяну носом аппетитный мясной аромат. Пахнет колбаса отменно.
- Но ведь они же с намеком, понимаешь?! – восклицает Вера.
- Да пошли они в жопу со своими намеками, - отмахиваюсь я. – Колбаса-то, главное, съедобная. Давай заточим?
- Я на диете, - тихо отзывается она.
- И давно? – приподнимаю брови.
- Давно. Уже почти два дня ничего не ела.
- Так, а вот это уже бред, - строго говорю я. – Тебе, конечно, не помешает немного схуднуть, но не таким способом. Если есть ничего не будешь, желудок посадишь и гастрит себе заработаешь. Питаться обязательно нужно, просто мало и часто. Поняла?
- Поняла…
- И без занятий споротом тоже никак, - продолжаю я нравоучительным тоном. – Будешь со мной по утрам бегать. Я тебя мигом в форму приведу!
* * *
- Блин, Крис, я ни за что не решусь остаться в одном купальнике! – заявляет Вера, стоя перед зеркалом в раздевалке бассейна.
Вокруг ее груди обернуто огромное махровое полотенце, и девушка боязливо придерживает его руками.
- А в бассейн ты как собираешься нырять? – иронично интересуюсь я.
- Ну так сегодня же соревнования, может, тренеру не до меня будет, и я по-тихому отсижусь на скамеечке? – с надеждой в голосе спрашивает она.
До сих пор у Веры было освобождение от занятий в бассейне, я так понимаю, липовое. Но сегодня оно закончилось, и однокласснице предстоит посетить урок плаванья вместе со всеми.
- Может быть, - жму плечами я. – Но, если все же заставит, не паникуй, просто скидывай полотенце и спускайся в воду. Спокойно и уверенно, поняла?
С недавнего времени я взяла своеобразное шефство над Мартыновой. Ну то есть как шефство? Я просто не позволяю придуркам-одноклассникам ее задирать. Меня они боятся, поэтому от Веры отстали и больше не донимают ее по поводу лишнего веса. По крайней мере, при мне.
- Поняла, - кивает она, громко сглатывая.
Заправляю волосы под резиновую шапочку, кидаю короткий взгляд в зеркало, дабы убедиться, что у меня все в порядке с внешним видом, и направляюсь в душевую, чтобы сполоснуться перед бассейном. Мартынова, шумно вздыхая, следует за мной.
Окатив себя прохладной водичкой, мы выходим в основной зал, где уже вовсю толпится народ. Сегодня день соревнований, а значит, в бассейн пришла вся параллель девятых классов. Будем плавать разными стилями и выяснять, кто из нас самый быстрый.
Поправив полотенце на бедрах, протискиваюсь к своему классу и взгляд невольно цепляется за человека, на чье присутствие поблизости я всегда очень остро реагирую. Шульц стоит в окружении своих товарищей-жополизов и весело что-то обсуждает. Когда-то эти парни были и моими друзьями тоже, но после нашего с Андреем разлада, трусливо поджав хвосты, перестали со мной общаться.
Какими-то удивительным образом этому гаду удалось переманить почти всех пацанов на свою сторону, поэтому в классе мне пришлось держаться особняком – с женской половиной я сама не хотела дружить, а мужская не хотела дружить со мной.
Единственным, кого Шульц не смог обаять, был ботаник Филька Тараканчиков, еще одна жертва буллинга. Бедняге доставалось и из-за фамилии, и из-за гигантских очков в роговой оправе, и из-за тщедушного телосложения. Правда, в отличие от Мартыновой, Филю дразнили вяло и редко, только когда совсем скучно становилось.
Андрей ловит мой взгляд и отвечает на него хищной улыбкой, обнажая ровные белые зубы. Презрительно изгибаю бровь и отворачиваюсь в сторону, умоляя свои щеки не наливаться краской.
Почему-то при виде Шульца в одних лишь только плавках сердце предательски ускоряется, а во рту мгновенно пересыхает. То ли дело в его прессе, который в последнее время сделался каким-то уж чересчур совершенным, то ли в плечах, которые заметно раздались вширь.