Под колесами машины бежал асфальт, а Максим, казалось, уставился в какую-то точку вдали, в пустоте. Футболка под толстовкой с капюшоном промокла от пота, и его уже била дрожь.

– Как бы то ни было, после учиненного тобой скандала их двери для нас закрыты. Вернуться мы сможем только с постановлением прокурора. Но будет слишком поздно. – Русский переключил передачу на подъеме. – Мне не остается ничего другого, как отметить это происшествие в рапорте.

– Поступай, как должен, – пожал плечами напарник.

Когда дорога выровнялась, Павловски, не раздумывая, газанул. Перед ними уходила вдаль прямая линия шоссе, и он часто с грозным видом косился на Максима. Тот не обращал внимания.

– Так вот почему тебя отстранили, верно? Ты по какой-то причине слетел с катушек и начал швыряться…

– Красный! – прервал его Максим.

Борис ударил по тормозам, и «форд» резко остановился в визге шин, скребущих асфальт.

Долю секунды спустя машину сотряс новый толчок. Сзади в них врезался автомобиль.

Павловски стремительно выскочил из кроссовера и заорал на рассеянного водителя:

– А повнимательней нельзя было?!

– Но вы же резко затормозили! – ощетинился тот.

– Вы обязаны контролировать свою машину: безопасное расстояние не зря придумано! К тому же я остановился на красный!

Павловски наклонился, рассматривая повреждения, и напряжение немного спало. Вторая машина лишь чуть помяла задний бампер его объемистого «форда». Никакого повода для переживаний. Что до другой машины, у нее чуть деформировалась решетка радиатора – тоже не трагедия.

На какое-то мгновение у Максима мелькнула мысль принять участие в пререканиях, но он быстро одумался и просто опустил стекло, чтобы следить на расстоянии.

– Что будем делать? – спросил второй водитель.

– Как это – что будем делать? Ничего не будем, – отозвался Борис совершенно спокойно. – Нарушили вы, с моей машиной все в порядке; сожалею о вашей, но разбирайтесь сами с вашей страховой.

– Вы ведь это не серьезно? Вы ехали на большой скорости и неожиданно ударили по тормозам! К тому же ваш большой внедорожник перекрывал мне обзор, и я не мог заметить, что светофор переключился на красный.

– Советую перечитать правила дорожного движения, – бросил Павловски, огибая свою машину.

– Я швейцарец, и у нас решительно разные взгляды на подобные вещи!

В крайнем раздражении жандарм обернулся и сунул тому под нос свое удостоверение, слегка распахнув куртку, чтобы стала видна кобура с «зиг-зауэром».

– Послушайте, похоже, вам не повезло. Мы во Франции, и здесь закон – это мы!

Лицо швейцарца омрачилось, он отступил на шаг. Бросил последний взгляд на свой помятый радиатор и раздосадованно пожал плечами. Под инквизиторским взглядом Бориса он молча сел за руль. Нет сомнений, что, когда авто тронется, французская жандармерия услышит много нелестного в свой адрес.

Светофор переключился на зеленый, и Павловски нажал на педаль газа; он заметил, что поведение Максима изменилось. Тот уже не растекался на сиденье, как после инцидента, а сидел выпрямившись, и казалось, был во власти глубоких раздумий.

– Возможно, я нащупал новый след, давай быстрее в бригаду! – бросил он.

Старший по званию хотел было задать вопрос, но напарник уже схватился за мобильник.

– Добрый день, это аджюдан Монсо из жандармерии Анси; к вам вчера после полудня доставили пациента и… А! Ладно, очень хорошо, спасибо.

На несколько секунд в салоне кроссовера снова повисла тишина, потом Максим опять заговорил:

– Да, здравствуйте, это аджюдан Монсо, мы вчера виделись. Да. О’кей. И когда он встанет на ноги?.. Понятно, спасибо.

Он дал отбой и повернулся к коллеге.

– Заберем его сегодня после полудня, – объявил он, блестя глазами.

Гнев, переполнявший Павловски, слегка рассеялся, отчасти благодаря недавней перепалке. Было ясно, что Максим не станет отвечать на вопросы, а поскольку напарник, похоже, вернулся с того света, Борис решил ему подыграть. Однако и речи не могло быть о том, чтобы предать забвению печальное происшествие и обрыв главной нити расследования. Нет, он заставит заплатить за все позже. Слишком недавний перевод в бригаду Анси вынуждал его пока занимать наблюдательную позицию, он всячески старался освоиться в бригаде; но придет час – и все увидят истинное лицо младшего лейтенанта Павловски.

У Максима была раздражающая привычка изъясняться недомолвками и делиться своими соображениями только в самом крайнем случае, словно он опасался, что, стоит открыть рот, его интуитивные прозрения улетучатся.

С Борисом на запятках он быстрым шагом двинулся в помещение бригады, толчком распахнув обе створки двери, как ковбой, входящий в салун.

Он устремился к Ахмеду, прервав его разговор с Эммой:

– Ты послал отпечатки нашего подозреваемого в CIR?[21]

Вместо коллеги ответила Эмма:

– А! Объявился наконец? Я тебе звонила раз двадцать!

– Я был занят, – отмахнулся он небрежным жестом.

– Бедняга, ты выглядишь как позавчерашний труп.

Максим проигнорировал ее замечание и повернулся к Буабиду, повторив вопрос.

– Да-да, – ответил Ахмед, – послали и в FAED[22], и в CIR.

– И?

– И ничего. Он нигде не значится.

Максим хлопнул кулаком по столу и двинулся к Борису, уже сидящему за компьютером.

– Наш неизвестный в европейской базе данных не значится! – заявил он. – А если он швейцарец?

– Это вне шенгенской зоны: необходимо сделать запрос и послать его отпечатки местным властям, – откликнулся тот тоном университетского профессора.

– Сколько времени займет такой запрос?

– По меньшей мере неделю, нужен международный ордер. Обычно такого рода штуки тянутся довольно долго.

Максим выругался.

– Исключено! Через двадцать четыре часа наш парень окажется на свободе, – проворчал он сквозь зубы.

– Вот поэтому мы должны пошевеливаться и немедленно нарыть что-то конкретное! – согласился Борис.

Коллега развернулся и склонился над его столом с почти угрожающим видом.

– Ты же прекрасно знаешь, что через двадцать четыре часа прокурор прикажет его отпустить. Нет тела – нет жертвы. Нет жертвы – нет преступления! Нам недолго осталось его держать, а если он попросит адвоката, про все его псевдопризнания можно забыть.

В глубине души Павловски не мог не признать, что напарник прав, но необходимо соблюдать процедуру, а по мнению Бориса, расследования часто проваливают именно такие, как Максим, импульсивные и нетерпеливые. Ответ на запрос, направленный швейцарским властям, придет в лучшем случае через неделю, но верно и то, что в отсутствие весомых улик прокуратура прикажет отпустить задержанного уже завтра утром. Однако с учетом потенциальной серьезности преступления его поместят под надзор, и, если парни из бригады хорошо выполнят свою работу, обычная слежка выявит место его проживания. А если в результате запроса швейцарцы что-то откопают, подозреваемого немедленно повяжут и вернут в жандармерию.

У Максима был иной взгляд