Сдавленное проклятье заставило меня поднять голову. Страх наполнил мое сердце – стоит поддаться ему, и он перейдет в панику. Фиц-Варин еще не покончил со мной. Он снова ринулся вперед, вытянув мускулистые ручищи. Моя правая рука нырнула к поясу в поисках кинжала, но тщетно – я оставил нож на столе, после того как отрезал ломтик сыра.

По правде говоря, я должен был погибнуть. Фиц-Варин был вдвое тяжелее и сильнее меня. Он напал, я присел, уворачиваясь от его цепких пальцев. Верхняя часть его туловища с силой ударилась о край стены, сразу несколько досок сломались с громким треском. Увлекаемый собственной инерцией, рыцарь сорвался с мостка, едва не утащив меня за собой.

Опустившись на колени, я выглянул наружу. В парапете зияла здоровенная дыра. Фиц-Варина не было видно. До моих ушей донесся глухой стук – внизу, у берега. Я испытал облегчение и, вынужден это признать, радость. Мерзавец погиб. Никто не выжил бы после падения с такой высоты.

Миг спустя послышался окрик с дальнего участка стены. К горлу подкатил ком, меня едва не вырвало. Часовой услышал. Меня поймают на месте, с поличным, и обвинят в смерти Фиц-Варина. Теперешнее наказание, назначенное графиней, покажется цветочками по сравнению с карой за убийство.

Мои молитвы были услышаны – часовой находился довольно далеко и не заметил, как я, подобно злодею-убийце, тайком спустился с лестницы. Те немногие, кто оставался в замковом дворе, также не видели, как я вхожу в большой зал. А те, кто оставался внутри, были пьяны в стельку и даже не поняли, что я уходил. Найдя Риса, который, свернувшись, как щенок, спал возле моей лежанки, у дальней стены, я лег и укрылся одеялом. Сердце мое колотилось, пока я ждал тревожного крика часового.

Вскоре он раздался и привлек на улицу немало людей, которые, насколько я понимаю, полезли на укрепления. Я не посмел сделать то же самое и остался лежать, обуреваемый смешанными чувствами. С одной стороны, я боялся, что меня все еще могут уличить, с другой – радовался, что в Стригуиле стало одним моим врагом меньше. Прошло некоторое время. Если не считать храпа, в большом зале царила тишина. Согревшись под одеялом, изрядно пьяный, я провалился в сон.

Мне снились здоровенные лапы Фиц-Варина, сдавливающие мне горло.

Разбудили меня громкие голоса. Я вздрогнул и с трудом удержался от того, чтобы сесть, показав тем самым, что я не сплю. С пересохшим от страха ртом, уверенный, что меня схватят и допросят, я замер, как покойник.

– Как его звали?

Судя по голосу Ричарда, он шагал по залу.

– Фиц-Варин, сир, – ответил Фиц-Алдельм.

– Он должен был поехать к королевскому двору?

– Да, сир. Это был добрый рыцарь.

– Жалкая смерть. Оперся на парапет, прогнившие доски не выдержали и сломались.

– Ну, она была хотя бы быстрой, сир.

– Поднимем кубок в память о нем, – сказал Ричард.

Голоса затихли, удалившись.

Уверившись, что моя роль в гибели Фиц-Варина осталась нераскрытой, я почувствовал, как тяжесть свалилась с моих плеч.

С удивлением поймав на себе взгляд Риса – верно, его разбудил шум, – я приложил палец к губам. Малец кивнул и снова закрыл глаза. Даже если он знает, что я выходил, и заподозрит, что я причастен к случившемуся, то все равно не скажет ни слова. Что до Фиц-Варина, то я не испытываю ни малейших угрызений совести из-за его смерти.

За разные деяния предстоит мне держать ответ перед Господом, но не за это.

Часть II. 1182–1183 годы

Глава 8

Год был в самом разгаре: в воздухе пахло весной, начинался сезон турниров. Однако Уильям Маршал скучал. Стоя в большом шатре Молодого Короля в Ланьи-сюр-Марн, поблизости от Парижа, он наблюдал, как вызванные его господином оружейники предлагают свои товары. В свои тридцать пять Маршал был восемью годами старше Молодого Короля, но сейчас, когда Генрих охал и ахал при виде военного снаряжения, эта разница в возрасте казалась ему чуть ли не вдвое большей. Оружие и доспехи, решил Маршал, привлекают внимание принца меньше, чем одежда или украшения. Нет ничего дурного в том, что наследник престола интересуется подобной мишурой, но все-таки дела государства должны интересовать его в большей мере. Но это было не в характере Молодого Короля. Так продолжалось с тех пор, как Маршал поступил к нему на службу двенадцать лет назад. Человек не может быть талантлив во всем, твердил себе Уильям. Его господин наделен притягательностью, благородством и добрым сердцем: превосходные качества! Тем не менее мысли Маршала то и дело обращались к более серьезным вещам.

Генрих старательно готовил наследника к управлению государством. В пятнадцать лет Молодой Король замещал отца на троне на время его отсутствия, но лишь отбывал номер – развлечения притягивали его сильнее, чем дела королевства. Шесть лет назад, посланный на помощь брату Ричарду во время войны в Аквитании, он явился с опозданием и ушел прежде, чем закончились военные действия. Будь эти случаи единичными, размышлял Маршал, их можно было бы списать на ошибки юности и не забивать голову, но перечень провинностей был бесконечным. В последние годы Генрих мало спрашивал со старшего сына, и Молодой Король чувствовал, что с ним обходятся несправедливо. По его мнению, он не получил ничего, что мог бы по праву назвать своим, тогда как Ричард и Джефри уже располагали собственными владениями. Каждый раз, когда Молодому Королю доводилось встречаться с Филиппом Капетом, юным французским монархом, он все горше сетовал на судьбу. Это была больная тема, обсуждавшаяся постоянно.

Внимание Маршала вновь обратилось к представленному товару – превосходному, решил он. На покрытых материей козлах были разложены рядами новомодные шлемы, закрывающие лицо, – смазанные маслом, начищенные до блеска. Были здесь и хауберки, которые с задней стороны шеи присоединялись к шлему при помощи заклепок – фасон, входивший в моду у молодых рыцарей, – а также дюжины мечей и кинжалов. У стенки шатра аккуратно выстроились остроугольные щиты с нарисованными на них анжуйскими львами.

Молодой Король выбрал меч и стал осматривать клинок. Его создатель, кузнец в новенькой тунике, плохо сочетавшейся с мозолистыми ручищами, принялся расхваливать достоинства изделия:

– Видите, сир? Я выгравировал ваше имя.

Огрубевший палец кузнеца скользнул по стальному лезвию близ рукояти.

Молодой Король присмотрелся, и широкая улыбка озарила красивое лицо. Высокий, широкоплечий, с густой гривой каштановых волос, он напоминал и своего отца в молодости, и брата Ричарда, только выглядел