некогда было моим другом, я дал торжественную клятву убивать каждого валлийца, до которого смогу дотянуться мечом.

Такой возможности не представилось. Прежде чем уйти в Стригуил, мы прошли по всем дорогам в поисках тех, кто напал на Аск. Взбирались и спускались по склонам поросших папоротником холмов. Шлепали, погружаясь до колен, по болотам. Пересекали речки. Нас жгло солнце, грызли заживо комары, мы страдали от голода, жажды и, главное, от неутоленного гнева. Все наши потуги оказались напрасными. Валлийцы ушли. Исчезли. Подобно волкам, отпугнутым от стада пастухом и его собаками, они улизнули обратно в леса и горы.

Ричард переносил тяготы вместе с нами. Разумеется, он больше ездил верхом, чем ходил, но отдал поискам столько же времени, сколько мы. После двух тяжких дней, в течение которых не был обнаружен ни один валлиец, герцог отдал приказ возвращаться в Стригуил. Пора урожая еще не настала, и запасы провизии быстро таяли. Продолжать поход означало подвергать опасности жизни людей, причем без особой нужды; самым разумным было вернуться туда, откуда мы пришли. Я выкроил время для того, чтобы посетить место последнего упокоения Уолтера, принести священную клятву мести и горестно попрощаться с другом.

Ох, эта горячая, нетерпеливая кровь юноши! Я совершенно серьезно относился к каждому слову, произнесенному над могилой Уолтера, и сразился бы с каждым, кто назвал меня лжецом. И все же клятва не была исполнена – его убийц не настигло возмездие. Такое горькое лекарство трудно проглотить, и я, объятый праведным и наивным гневом, не мог осознать целебной его силы. Понадобились многие годы для осознания того, что пути Господни зачастую неисповедимы. Человек, ропщущий против этого, пытающийся бороться, не достигает ничего, только разрушает себя изнутри. Смирившийся же с Божьей волей пребывает в здравом уме, когда убийца его товарища по оружию разгуливает на свободе, а предатель остается безнаказанным.

Удрученный, я позабыл о том, что в Стригуиле меня может ожидать холодный прием. Так и случилось. Не прошло и нескольких минут после нашего появления в замковом дворе, как меня заметил майордом. Последовал вызов в большой зал. Его передал надменный писец, неодобрительно смотревший на то, как я трепал по волосам ухмыляющегося Риса, обещая мальцу рассказать все позже.

– Можно мне переодеться? – спросил я. Помимо неумело наложенных заплат и пятен пота, мой гамбезон был испачкан кровью.

Писец бросил на меня высокомерный взгляд.

– Графиня изволит видеть тебя тотчас, – процедил он.

Мне захотелось макнуть его головой в лошадиную поилку, но это только усилило бы наказание, ждавшее меня за самовольную отлучку, так что я проглотил обиду и пошел за ним.

Первой я заметил Изабеллу. Девочка сидела с солнечной стороны у окна, под надзором одной из фрейлин Ифы. Завидев меня, она с радостным визгом вскочила, бросив вышивку. Изабелла проводила нас через весь зал, не обращая внимания на призывы фрейлины вернуться и на кислую мину писца. Она впилась глазами сначала в красноречивые отметины на моем гамбезоне, потом в обе мои щеки.

– Ты ранен?

– Нет, госпожа. – Припомнив судьбу бедняги Уолтера, я прибавил: – Слава богу.

Лицо Изабеллы стало строгим.

– Это неправильно, что ты ушел без разрешения матушки.

«Если бы я спросил, то получил бы отказ», – подумал я.

– Я беспокоился об Уолтере.

Во взгляде Изабеллы появилась озабоченность, она посмотрела в сторону входа.

– Надеюсь, ты нашел его? Он снаружи?

Иисус и все его святые, промелькнула у меня мысль. Она же ничего не знает. Ричард был еще во дворе, и сама Ифа не слышала доставленных нами новостей.

– Фердия? – В голосе девочки послышалась резкая нота.

– Он умер, госпожа, – сказал я мягко. – Убит.

Порывистый вздох ужаса.

– Мертв?

– Да, госпожа, – сказал я и затем солгал: – Он умер быстро.

Изабелла закрыла рукой рот, на глазах у нее выступили слезы. Она остановилась, пропустив нас вперед. Желая ее утешить, я наполовину обернулся, но писец пихнул меня локтем в бок, напоминая о более важном деле.

Велев мне ждать перед помостом, писец скрылся в апартаментах графини. От резкого напоминания о моем положении – мне никогда не дозволялось пересекать эту границу – я помрачнел еще больше. Прошло немало времени, прежде чем показалась Ифа. Одетая в длинное голубое платье, с волосами, убранными под золотую сеточку, она излучала красоту и властность. Со мной она, однако, не поздоровалась – просто уселась и уставилась на меня, не моргая, своими зелеными глазами. Взгляд ее был сердитым.

Стараясь как-то выйти из положения, я глубоко поклонился.

– Госпожа!

– Где ты был?

Ифа говорила на французском, чего никогда не делала во время предыдущих наших бесед.

Не зная, что сказать, поскольку мы оба хорошо знали ответ, я сглотнул.

– Ну? – Ее голос хлестнул меня, как плетью.

– С герцогом, госпожа, – пролепетал я.

– Ты ранен?

Как и Изабелла, графиня обратила внимание на отметины, покрывавшие мой гамбезон.

– Нет, госпожа. Эта кровь… валлийца.

Отлегло у нее на душе или нет, сказать не берусь.

– Оставив нас без разрешения, ты нарушил свое слово.

Щеки мои покраснели от стыда, взгляд уткнулся в сапоги.

– Да, госпожа. Я сожалею.

– Поначалу я подумала, что ты сбежал в Ирландию.

Я поднял глаза.

– Я бы никогда…

– Не перебивай! – На щеках Ифы проступили небольшие алые пятна. Она по-настоящему сердилась. – Герцог снял осаду с Аска?

– Да, госпожа. Валлийцы сбежали, как только мы пришли.

Гадая о том, не стоит ли подробно рассказать про поход, я открыл рот, но строгий взгляд заставил меня умолкнуть. Мне не дали возможности объяснить причины, по которым я примкнул к войску герцога, а также упомянуть о проявленной мною храбрости.

Чувствуя себя десятилетним мальчишкой, которому отец задает трепку, я выслушал приговор Ифы. Мне запрещалось покидать замок до дальнейших распоряжений. Никаких визитов в деревню, в таверну или в аббатство. Даже ристалище оказалось под запретом. Никаких уроков французского. Каждое утро я иду к майордому, и тот дает мне список поручений на день.

Я сносил наказание молча, с ненавистью наблюдая за одобрительными кивками писца, появившегося за спиной у графини.

Самый жестокий удар, как это часто бывает, приберегли напоследок.

– Тебе ни при каких обстоятельствах не дозволяется разговаривать с леди Изабеллой.

Пораженный, я поднял взгляд на Ифу, глаза которой все еще метали молнии.

– Ты понял? – сурово спросила она. Возражения застряли у меня в горле.

– Да, госпожа.

– Нарушишь эти условия – брошу тебя в темницу. Ты уже знаешь, каково там.

– Знаю, госпожа, – ответил я, и перед моим мысленным взором пронеслись неприятные сцены из прошлого.

– Это все.

Она коротко кивнула, давая понять, что я могу идти.

Я еще раз низко поклонился